такой мы старый-старыйс романсамизаезженный винил
блаженны те, кто нас потом не помниткто совершенно к нам иммунен, ленакого мы миновали, как заразаблаженны те, кто нам потом ни разуни разу дажене перезвонил
20 апреля 2009 года
Обратный отсчёт
а ты не знал, как наступает старость —когда все стопки пахнут корвалолом,когда совсем нельзя смеяться, чтобыне спровоцировать тяжёлый приступ кашля,когда очки для близи и для дали,одни затем, чтобы найти другие
а ты не думал, что вставная челюстьеду лишает половины вкуса,что пальцы опухают так, что кольцав них кажутся вживлёнными навечно,что засыпаешь посреди страницы,боевика и даже разговора,не помнишь слов «ремень» или «косынка»,когда берёшься объяснить, что ищешь
мы молодые гордые придурки.счастливые лентяи и бретёры.до первого серьёзного похмельянам остается года по четыре,до первого инсульта двадцать восемь,до первой смерти пятьдесят три года;
поэтому когда мы видим некий«сердечный сбор» у матери на полкемы да, преисполняемся презренья(ещё скажи – трястись из-за сберкнижки,скупать сканвордыи молитвословы)
когда мы тоже не подохнем в тридцать —на ста восьмидесяти вместе с мотоцикломвлетая в фуру, что уходит юзом, —напомни мне тогда о корвалоле,об овестине и ноотропиле,очки для дали – в бардачке машины.для близи – у тебя на голове.
9 октября 2009 года
Памятка
лучше йогурта по утрамтолько водка и гренадин.обещай себе жить без драм —и живи один.
все слова переврутся сплошь,а тебе за них отвечать.постарайся не множить ложьи учись молчать.
Бог приложит свой стетоскоп —а внутри темнота и тишь.запрети себе множить скорбь —да и зазвучишь.
17 января 2009 года
VII
Gotta Have Faith
«Тот, кто больше не влюблён – всемогущ», – говаривалаРыжая, и я всё никак не освоюсь в этом чувствепреувеличенной, дезориентирующей лёгкости бытия,такой, будто ослабили гравитацию и сопротивлениевоздуха, и стоит тебе помахать рукой кому-нибудь, кактебя подбрасывает над землёй на полметра; раньше былатяжесть, и она центрировала; ты умел балансироватьс нею, как канатоходец; теперь ты немножко шалеешьот дармовой простоты жизни – и своей собственнойабсолютной к ней непричастности.
Там, где всегда болело, не болит, а в этом городепринято осматривать друг другу раны, шелушить корки,прицокивать языком, качать головой и сочувствовать; еслиты чист и ни на что не жалуешься, окружающие мгновеннотеряют к тебе интерес и переключаются на кого-нибудьстрадающего; это единственный город из всех мнеизвестных, где подробно и цветисто поведать о том,как ты устал, измотан и заебался – значит предъявитьрезультат твоей работы; весело и с искоркой рассказатьо том, как ты заброшен, слаб и несчастен – значит убедитьвсех, что ты в высшей степени тонкое существо; обладатькак можно более экзотическим увечьем и этим увечьемприторговывать – значить преуспеть; нигде так не смакуютнеудачи, расставания и проигрыши, нигде не делаюттакого культа из преступлений, скандалов и катастроф,как здесь; большие прорывы и открытия здесь выглядятофициозной фальшью и демагогией; маленькие победы,достижения и успехи здесь выглядят неуместно, каканекдоты на похоронах, тебе всегда немножко неловкоза них, как за человека с соседнего кресла в театре,у которого посреди спектакля звонит телефон: выйдиуже отсюда и там торжествуй себе, тоже мне молодец,у нас тут осень, говно и ментовской произвол, у нас туткоррупция, творческое бессилие и солнце через миллиардлет раскалится так, что вся Земля будет одной сплошнойДолиной Смерти, хули ты радуешься тут, пошёл вон с глаздолой – говорит тебе пространство, и ты да, послушноперестаёшь улыбаться.
Поэтому за десять дней меня пригасило, но верить в то,что всё так уж непременно глупо и дёшево, я не желаю;сдаётся мне, полгода назад в Индии со мной произошлото, что у нормальных людей называется уверовать —впервые что-то прояснилось насчёт смерти, Бога,структуры, равновесия и справедливости, стало стыдноза очень многие свои слова, отпало большое количествовопросов, и теперь я окончательный фаталист, пантеисти средоточие омерзительного жизнелюбия; потому чтоесли ты не видишь хорошего, это не значит, что мирпротух, это просто значит, что у тебя хуёво с оптикой,и более ничего; с миром всё в порядке было, есть и будетпосле нас, и мы при всем нашем желании не сможем егосломать.