смыслы трудно есть, особенно чистыми, без красивостей,они пересоленные, железистыеони щетинистые, занозистыеони раздражают порядочным людям слизистыеа мы же такие тут все счастливые,антикризисные
они заставляют дорогую страну мою призадуматьсяпригорюнитьсяусомниться в собственной полноценностив собственной привлекательностимы же контра, мы подстрекательницыдобрые граждане из-за нас наполняют пепельницы,попадают под капельницы
мы были бы не в пример богаче,производя кукурузные хлопья, сладкие пончикишоколадные питательные батончикиесли бы дарили флакончики, развешивали бубенчики
милая елена николаевнамы были бы миллионерами,если бы сокращали смыслы
но мы производим.
этот рынок ужасно перенасыщенон заполнен скверно одетыми дядями,преимущественно нетрезвымисальноволосыми, с плохими зубами,бреющимися нестерпимо тупыми лезвиямивот они, доблестные борцы с социальными язвамии вот я с вамив страшный мороз иду через городпогода самая блядская,нежилецкаяулица дербенёвская, кожевническая, станция павелецкая
и говорю про себя:
«я райская адскаяв смысле донецкая гадскаявыдающаяся рассказчицачисто сестра стругацкая»
должность у меня писательская и чтецкая.жизнь дурацкая.
18 января 2009 года
Проверка связи
и они встречаются через год, в январе,пятнадцатого числа.и одна стала злее и обросла,а другая одета женой магната или посла.и одна вроде весела,а другая сама не своя от страха,словно та в кармане чёрную метку ей принесла.
и одна убирает солонки-вазочки со стола,и в её глазах, от которых другая плавилась и плыла,в них, в которых была всё патока да смола, —в них теперь нехорошая сталь и мгла.и она, как была, нагла. как была, смугла.«как же ты ушла от меня тогда.как же ты смогла».
и другая глядит на неё, и через секунду как мел бела.и она ещё меньше, ещё фарфоровей, чем была.и в её глазах, от которых одежда делается мала,и запотевают стёкла и зеркала —в них теперь зола.«ты не знаешь, не знаешь, как я тебя звала,шевелила губами, ржавыми от бухла,месяц не улыбалась,четыре месяца не спала.мы сожгли друг друга дотла,почему ты зла?разве я тебя предала?я тебя спасла».
у них слишком те же губы, ладони, волосы,слишком памятные тела,те, что распороли, разъяли, вырвали из тепла,рассадили на адовы вертела.и одна сломалась,другая была смела
каждая вернулась домой в тот вечери кожу,кожус себя сняла.
у одной вместо взгляда два автоматных дула,она заказывает два рома,закусывает удила.– ну, чего ты молчишь.рассказывай, как дела.
18 января 2009 года
Старая пластинка
высоко, высоко сиди,далеко гляди,лги себе о том, что ждёт тебя впереди,слушай, как у города гравий под шинамистариковским кашлем ворочается в груди.ангелы-посыльные огибают твой дом по крутой дуге,отплёвываясь, грубя,ветер курит твою сигарету быстрей тебя —жадно глодает, как пёс, ладони твои раскрытые обыскав,смахивает пепел тебе в рукав, —
здесь всегда так: весна не к месту, зима уже не по росту,город выжал её на себя, всю белую, словно пасту,а теперь обдирает с себя, всю чёрную, как коросту,добивает плёнки, сгребает битое после пьянки,отчищает машины, как жестяные зубыили жетоны солдатов янки,остаётся сухим лишь там, где они уехали со стоянки;россиянкив курточках передёргивают плечами на холодке,и дымы ложатся на стылый воздухи растворяются вдалеке,как цвет чая со дна расходится в кипятке.
не дрожи, моя девочка, не торопись,докуривай, не дрожи,посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во ржи,для того и придуманы верхние этажи;чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, пропала бы,белые перила вдоль палубы,голуби,алиби —больше никого не люби, моя девочка, не люби,шейни шауи твалеби,let it be.
город убирает столы, бреет бурые скулы,обнажает чёрные фистулы,систолы, диастолыбьются в рёбра оград, как волны,шаркают вдоль туч хриплые разбуженные апостолы,пятки босые выпростали,звёзды лиили кто-то на нас действительно смотрит издали,«вот же бездари, – ухмыляется, —остопёздолы».