«Я понимаю, трудно с собой бороться, —И такая в глазах его лёгкая виноватца, —Но стоит ли плакать из-за моего уродца?Милочка, полно, глупо так убиваться».
Нынче Говарда любит Бет (при живом-то муже).Бет звонит ему в дверь, затянув поясок потуже,Приезжает на час, хоть в съёмочном макияже,Хоть на сутки между гастролей даже,Хлопает ртом, говорит ему «я же, я же»,Только он не любит и эту тоже,От неё ему только хуже.
Говард говорит отцу: «Бет не стоила мне ни пенса.Ни одного усилия, даже танца.Почему я прошу только сигарету, они мне уже “останься”?Ослабляю галстук, они мне уже “разденься”?Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,Эти люди мне просто не оставляют шанса».Кнолл осознаёт, что его сынок не имеет сердца,Но уж больно циничен, чтоб из-за этого сокрушаться.Говорит: «Ну пусть Бет заедет на той неделе поутешаться».
* * *
Через неделю и семь неотвеченных вызовов на мобильномГовард ночью вскакивает в обильномЛедяном поту, проступающем пятнами на пижаме.Ему снилось, что Бет находят за гаражами,Мёртвую и вспухшую, чем-то, видимо, обкололась.Говард перезванивает, слышит грустный и сонный голос,Он внутри у неё похрустывает, как щербет.Говард выдыхает и произносит: «Бет,Я соскучился». Сердце ухает, как в колодце.Да их, кажется, все четыре по телу бьётся.Повисает пауза.Бет тихонько в ответ смеётся.
Старший Кнолл её не дожидается на обед.
11 февраля 2008 года.
Бернард
Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.Я веду, и я сроду не был никем ведом.По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».
Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,Дети ходят туда купаться, но чаще врут,Что купаться; я видел всё – Сингапур, Бейрут,От исландских фьордов до сомалийских руд,Но умру, если у меня тебя отберут».
Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,Джип с водителем, из колонок поёт Эдит,Скидка тридцать процентов в любимом баре,Но наливают всегда в кредит,А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».
Бернард пишет: «Мне сорок восемь,как прочим светским плешивым львам,Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,Ядерный могильник, водой затопленный котлован,Подчинённых, как кегли, считаю по головам —Но вот если слова – это тоже деньги,То ты мне не по словам».
«Моя девочка, ты красивая, как банши.Ты пришла мне сказать: “умрёшь, но пока дыши”,Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.Никакой души ведь не хватит,Усталой моей души».
31 января 2008 года.
Кэти Флинн
Кэти Флинн, пожилая торговка воспоминаниями,обходительна и картава.Её лавочка от меня через три квартала,до ремонта велосипедов и там направо.Свой товар Кэти держит в высоких железных банкахи называет его «отрава».
Моя мать ходила к ней по субботам за пыльной баечкойоб отце или о моём непутёвом братце,О своих семнадцати и влюблённом канадце,полковнике авиации,Или том, что мне десять, я научился свистеть и дратьсяИ стреляю водой из шприца в каждогонесчастного домочадца
Когда я был остряк и плут, кучерявый отличник,призёр ежегодных гонок,Я смеялся над Кэти Флинн, хотя хлеб её, в общем, горек.А сегодня мне сорок семь, я вдовец,профессор и алкоголик.
Все воспоминанья – сухая смесь, растираешь пальцами,погружаешь лицо в ладони,И на сорок минут ты в той самой рубашке,и тем июлем, на том же склоне,С девушкой в цветном балахоне, маленькие колени, —Только на общем плане.
Моя радость смеялась, будто была за смертьюи никогда её не боялась.Словно где-то над жизнью лестница,что выводит на верхний ярус.Кэти Флинн говорит: «Сэг’, вы доведёте себя до пг’иступа»,и я вдруг ощущаю старость.И ухмыляюсь.
27 октября 2011 года
Эмили
Эмили вернулась живой с любви, теперьМы по пятницам с нею пьём.Она лжёт, что стоило столько вытерпеть,Чтоб такой ощущать подъём.Вся набита плачем сухим, как вытертыйЧемодан – неродным тряпьём.
Эмили вернулась в своё убежище,В нарочитый больной уют.На работе, где унижали – где ж ещё —Снова ценят и признают.Ей всё снится, как их насильно, режущеРазлучают.Пусть лучше бьют.