Эмили прямая, как будто выбилиПозвонки – и ввернули ось.Эмили считает долги и прибылиИ вовсю повышает спрос.Так бывает, когда сообщат о гибели,Но никак не доставят слёз.
23 октября 2010, поезд Питер – Москва
Смерть автора
Джек-сказочник намного пережилСвою семью и завещал, что нажилСвоим врачам, друзьям и персонажам:Коту, Разбойнику и старой ведьме Джил.
В пять тридцать к ведьме Кот скребётся в дверь.Трясётся, будто приведён под дулом.«Прислали атлас звёзд. “Я вас найду”, мол.Он умер, Джил. Тот, кто меня придумал.И я не знаю, как мне жить теперь».
Разбойник входит в восемь сорок пять.Снимает кобуру, садится в угол.«Прислали холст, сангину, тушь и уголь.Пил сутки. Сроду не был так напуган.И совершенно разучился спать».
Старуха Джил заваривает чай —Старинный чайник в розах, нос надколот.«Он сочинил меня, когда был молод.Мстил стерве-тёще. Думаешь, легко вот?Тебя – лет в сорок, вот и получай:Невроз, развод и лучший друг-нарколог.Кота – в больнице, там был жуткий холод.Он мёртв. То есть прощён. Хороший поводИ нам оставить всякую печаль».
Старухе Джил достались словари —Чтоб влезть наверх и снять с буфета плошкуС не-плачь-травой, и всыпать ровно ложкуВ густой зелёный суп. Тарелок три.Втекает бирюзовый свет зари(Джек был эксцентрик) в мутное окошко.Суп острый.Ещё холодно немножко,Но, в целом, славно, что ни говори.
24 ноября 2009 года
IX
Sweetest Goodbye
летние любовники, как их снимал бы лайнили уинтерботтомброви, пух над губой и ямку между ключицзаливает потомжареный воздух, пляшущий над капотомстарого кадиллака, которому много вытерпеть довелосьона движется медленно, чуть касаясь губами его лицасамой кромки густых волос
послеполуденный сытый зной, раскалённый хром,отдалённый ребячий гоготтротуары, влажные от плавленого гудрона и палых ягодкошки щурят глаза, ищут тень, где они прилягутзавтра у нее самолёти они расстаются на годвидит бог, они просто делают всё, что могут
тише, детка, а то нас копы найдутили миссис салливан, что похлещеморе спит, но у пирса всхлипывает и плещетмладшие братья спят, и у них ресницы во сне трепещутты ведь будешь скучать по мне, детка,когда упакуешь вещи
когда будешь глядеть из иллюминатора, там, в ночи…– замолчи, замолчи.пожалуйста, замолчи.
2 августа 2009 года
X
Бобби Диллиган
Эду Боякову
покупай, моё сердце, билет на последний кэшиз лиможа в париж, из тривандрума в ришикешстолик в спинке кресла, за плотной обшивкой тишьа стюарда зовут рамешну чего ты сидишьпоешь
там, за семь поездов отсюда, семь кораблейте, что поотчаянней, ходят с теми, что посмуглейкогда ищешь в кармане звонкие пять рублей —выпадает драм,или пара гривен,или вот лейне трави своих ран, моё сердце, и не раздувай углейуходи и того, что брошено, не жалей
* * *
Уже ночь, на стёкла ложится влага, оседает во тьмуокруга. Небеса черней, чем зрачки у мага, и свежо, еслиехать с юга. Из больницы в Джерси пришла бумага, оченьскоро придётся туго; «это для твоего же блага», повторяетему подруга.
Бобби Диллиган статен, как древний эллин, самаяживописная из развалин. Ему пишут письма из богаделен,из надушенных вдовьих спален. Бобби, в общем, знает, чтокрепко болен, но не то чтобы он печален: он с гастролейедет домой, похмелен и немного даже сентиментален.
Когда папа Бобби был найден мёртвым, мать была ужемесяце на четвёртом; он мог стать девятым её абортом,но не стал, и жив, за каким-то чёртом. Бобби слыл отпетымголоворезом, надевался на вражеский ножик пузом,даже пару раз с незаконным грузом пересекал границус соседним штатом; но потом внезапно увлёкся блюзом,и девчонки аж тормозили юзом, чтоб припарковатьсяу «Кейт и Сьюзан», где он пел; и вешались; но куда там.
Тембр был густ у Бобби, пиджак был клетчат, грифу контрабаса до мяса вытерт. Смерть годами еговыглядывала, как кречет, но он думал, что ни черта у неёне выйдет. Бобби ненавидел, когда его кто-то лечит. Он по —прежнему ненавидит.Бобби отыграл двадцать три концерта, тысячи сердецотворил и выжег. Он отдаст своей девочке всё до цента,не покажет ей, как он выжат.