Наверное, я полная дура. Другая бы сняла с себя часть обязательств, пустилась бы по пятничным вечерам в спринт по клубам, сбивая на танцполах каблуки и на скорость метая стопки, а я с удвоенной силой кидаюсь на амбразуру, создавая домашний уют и с ненормальностью плетя паутину. Узелок за узелком, лишь бы крепче притянуть Клима и отсрочить конец.
И теперь по пятницам у меня двойная смена, потому что сидеть у окна и скулить в пустоту не хватает сил. Попробовала. Хватило до одиннадцати вечера, а потом понеслась по барам, натыканным как грибы недалеко от работы Клима.
Господи, как вспомню, так вздрогну, что тогда вертелось в моей голове при каждом осмотре полутёмного зала. Боялась увидеть его, целующегося с девкой, или хуже — провожающего её в туалет. Бред, конечно, но ревность настолько сильно лупила по мозгам, что о благоразумии не могло идти речи. Помешательство, не иначе.
Поэтому принудительно луплю себя по ногам и эксплуатирую их нещадно, лишь бы они не бежали куда не следует. Устаю, но лучше так, чем добивать себя яркими картинками моего мужчины в объятиях другой женщины. Лучше вернуться домой, упасть звездой на диван и, если повезёт, совсем чуть-чуть подождать Клима. И ничего, что слезятся глаза и ноет в груди, пока в замке не провернётся ключ.
А субботним утром я переворачиваю пройденную недельную страницу, не совсем правильную, мою личную, и бегу по ставшему привычным колесу, ощущая себя то ли безмозглым хомячком, то ли хитровые@анной белкой.
И что в остатке? Бессонница, тревожность, неуравновешенность, тихие истерики по ночам, когда Клим засыпает, потому что к плечику пиджака прилип светлый волос, а пока Руднев принимал душ, ему на телефон пришло сообщение от подруги Сашки. Не читаю. Черту с телефоном я ещё не перешла, но близка и к этому провалу.
Так мы доживаем до двадцать второго августа — дня рождения Клима. Я — цепляющаяся за него и болеющая без тактильности. Он — отдаляющийся от меня и захлёбывающийся независимостью. Но этот день Клим сам предлагает отпраздновать вместе. И я снова в опьяняющей эйфории. Мне кажется, что мы перебороли наш маленький кризис, смогли притереться и оседлать общую волну, что я вышла из боя за нас победителем, и моя паутина крепко привязала его.
Я беру выходной, пробегаюсь по магазинам, продумывая в уме меню и подачу. А потом мариную в горчице грудку индейки, закладываю в пароварку дикий рис, режу помидоры, украшаю огуречными спиральками салаты и прозрачными слайсами натираю сыр. Белое вино со сливовой ноткой, отполированные до тонкого скрипа фужеры, зашторенные занавески и зажжённые свечи на столе.
У меня перед глазами калейдоскоп радужных кадров. Момент поцелуя в ЗАГСе и Клим выносит меня на руках, его ладонь на круглом животике и я, смотрящая вдаль, та самая школьная линейка и девчонка с зеленью в глазах, годовщина какой-то там свадьбы и Руднев с внуком на руках.
С улыбкой возвращаюсь в реальность. На верхней полке холодильника небольшой торт, приготовленный на заказ, по квартире стелется аромат мяса и специй, стрелки часов на семи и вот-вот в замке провернётся ключ. Но вместо него трезвонит телефон, а на экране смеющийся любимый.
— Малыш, — виновато гудит в трубку Клим. —Тут Робинсон из Америки на день прилетел. Давно не виделись. Не возражаешь, если мы посидим с ним часок? Я потом всё наверстаю. Проведём с тобой незабываемую ночь.
Мычу, соглашаясь, и падаю на диван. Что ж поделаешь, раз друг приехал из другой страны? Я-то здесь. Подожду.
И я жду. Час, два, три… На табло, неторопливо передёргивающее минуты, высвечиваются четыре нуля, и круглое число по секундам набирает вес, а я тупо смотрю в пустоту, и слёзы выедают дорожки на щеках. Встаю, включаю свет, задуваю оплавленные обрубки свечей, окидываю взглядом обветренные салаты и засохший сыр, откупориваю бутылку и пью из горла, почему-то враз устав от своего колеса. Всё же хомяк, а не белка.
Не смотрю на время, когда щёлкает замок. Оно отмеряно пустой бутылью вина и истерикой, выедающей нутро. Клим, не разуваясь, облокачивается на косяк и в агрессии скрещивает руки на груди. Сожаление? Вина? Раскаянность? Их нет. Только необоснованная злость в глазах.
— Как ты мог? — срывает меня, и я подтягиваюсь с пола, пытаясь встать. — Я целый день провела у плиты, готовя для тебя праздничный стол. Где хотя бы минимум уважения и благодарности?
— А кто тебя просил торчать на кухне? — подходит к столу Клим и щелчком пальцев опрокидывает фужер. Тот ударяется о край салатника и покрывается сеткой трещин. — Я? Кто тебя вообще просит готовить, убираться, суетиться по дому? Зачем?