Выбрать главу

Эдик — жгучий красавчик, навсегда потерянный для женщин. Нет, он не играет за другую команду, но его сердце качественно прострелено стрелой Амура, а за оперение крепко держится Катюша — наш главный корректировщик и доводчик. У Кати красивая душа, пытливый ум и зоркий глаз. Она способна быстро вычленить ошибку из длинной череды цифр и букв, чем очень ценна в командной работе.

Сашка — такая же помешенная на кодах и сетевой безопасности, как и мы. Саня девчонка, но в тоже время свой парень и друг. Знаю, что она смотрит на меня как собака на кость, и, в принципе, у неё всё на месте, грудь, попа, лицо, но «свой парень» для меня табу.

Я не трахаюсь с друзьями и не гажу в местах работы и дома. Так учил меня отец, и этот совет стал единственной ценностью, полученной от него. Хотя нет, ещё просторная студия с модным ремонтом в хорошем районе.

— Клим, мы идём? У нас планы на вечер, — демонстративно вцепляется в локоть Саша и тянет меня на себя. Она часто так столбит территорию, а я всегда жёстко пресекаю поползновения.

Фрося вспыхивает ещё больше, выдёргивает свою ладошку и опускает глаза, осторожно пятясь назад. Уверен, она подумала, что Сашка моя девушка, и не скрывает разочарования. Лицо Фроси как открытая книга, и на нём видны все её мысли и переживания.

— Мои планы изменились, — стряхиваю с себя Берёзину и делаю шаг к кошке или котёнку с янтарными глазами. — Отмечайте без меня. В понедельник жду всех на работе.

Тоха быстро улавливает моё настроение, обнимает Сашку за плечи, из-за разницы в росте сгибается к ней в три погибели и чего-то шепчет на ухо, подмигивая мне и вытягивая большой палец за спиной Берёзиной. Ревностно замечаю, что и Тоха, и Гриша окидывают Фросю похотливыми взглядами. Единственный Эдик занят обжиманиями с Катькой, не видя никого вокруг.

— Здесь недалеко пристань для трамвайчиков, — беру инициативу в свои руки и прикрываю кошку собой. — Покатаемся?

Фрося кивает, в растерянности глядя на Сашку, и я беру её в оборот, подталкивая в противоположную сторону от ребят. Надеюсь, Берёзина поняла свой косяк и не испортит насыщенный вечер остальным. Кто-то посчитает меня жестоким, но я много раз объяснял ей свои понятия и намекал на отсутствие к ней интереса. Не стои́т, не моё, а конец не в свою прорубь я не макаю.

Вот на кошечку член сразу дёргается и делает крепкую стойку. Хоть она и невзрачно одета, но джинсы обтягивают круглую попку, а куртка топорщится минимум от второго размера груди. Такие сочные, наливные яблочки, как раз для моих широких ладоней.

Ловлю себя на мысли, что уже примеряю позу, в которой буду трахать кошку. Обязательно сзади, впившись пальцами в тонкую талию и прикусив холку… и с усилием торможу. Видно, что девчонка скромна, не развратна, по-своему невинна. Такая на первом свидание в койку не прыгает. Сомневаюсь, что на втором и третьем смогу её туда затащить. Разве что на пятом…

На трамвайчике мы выбираем открытую палубу. Ветер приятно бьёт в лицо, мелкие брызги ложатся на кожу, освежая и остужая вспыхнувшее желание. Фрося, нервничая и сбиваясь, рассказывает о своей учёбе в медицинском и о сданной как раз сегодня сессии. Будущий врач, кардиохирург, если потянет обучение и практику.

— Уверен, у тебя всё получится, — улыбаюсь ей и беру её руку. — А тебя точно Евфросинией зовут? Очень редкое имя.

— Это дедушка так назвал, — смущается Фрося, хотя куда ещё сильнее. — Я родилась толстощёкая, светловолосая, с двойным подбородком. Он, когда увидел меня в косынке, сразу сказал, что вылитая Фроська. Мама спорить не стала. Для деревни сойдёт.

— Так ты у нас кровь с молоком, — шучу, прикидывая, что пятью свиданиями не обойдусь.

Здесь работы на пару недель, не меньше. Нужно ли оно мне? Конечно, Фрося чудная, какая-то нереальная, где-то не от мира сего, но ходить всё это время с опухшими яйцами, бредить о сексе, целовать её и держать себя в штанах перспектива так себе. Может ну её? Угостить мороженым, проводить до общежития, помечтать день-два и забыть.

Чем дольше я обдумываю этот расклад, тем тоскливее мне становится. Что-то стопорит внутри, не давая отказаться от кошки. То ли жадность, то ли инстинкт хищника, то ли спортивный интерес за сколько я смогу раскрутить эту скромницу. Фрося — перекатываю на языке её имя и чувствую послевкусие парного молока, полевых цветов, мочёных яблок.

— Самое смешное, что я ненавижу молоко, — хихикает она, пожимая плечами и пряча за волосами неуверенную улыбку. — Родители хотели, чтобы я пошла работать дояркой, а как доить коров, если воротит от молочного запаха.

И тут Евфросиния поднимает глаза, а там в янтарной смоле застыли фонари, опутавшие судно, и звёзды, подмигивающие свозь серость облаков. И я застыл голодным пауком, плетущим паутину для глупых мошек. И теперь я думаю, что опухшие яйца — меньшее из зол. В этом омуте можно потонуть полностью и остаться там навсегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍