Рут чувствует, как ноги ее слабеют, и она с глухим стуком плюхается на песок.
– Почему это происходит? Это ведь так… несправедливо.
Кит, словно вторя ей, издает стон. Пронзительно-утробный скрип, подобный скрежету днища судна о камни. Смиренный всхлип умирающего существа, отдающегося в объятия смерти.
– Нет.
Рут подскакивает к киту, садится на корточки перед его глазом.
– Останься со мной, прошу тебя. Не покидай меня, пожалуйста.
Кит испускает последний судорожный вздох. Из его дыхала, словно пар из чайника, вырывается струя воздуха. Глаз, лишь чуточку меньше головы Рут, стекленеет. И жизнь в нем гаснет. Словно штору задвинули на окне.
Рут смотрит, затаив дыхание. Затем падает на колени и лбом прижимается к обезвоженной шкуре кита.
2
С тех пор как Рут нашла местечко, народу в баре прибавилось. Она смотрит на вход, но его загораживают галдящие биржевики из Сити в костюмах разных оттенков серого. Какой-то молодой парень в костюме и галстуке набекрень задом задевает ее левую руку, так что правой ей приходится упереться в сырую кирпичную стену, возле которой она сидит. Она немного оттесняет его, высвобождая для себя чуть больше пространства, и продолжает читать, положив книгу так, чтобы на нее падал скудный свет.
Кто-то хватается за спинку стула, который стоит с другой стороны от ее столика.
– Простите, я жду бойфренда. – Она лишь немного приврала. Он ей не бойфренд, как бы Рут ни нравилось это определение. Любовник, скорее. Я жду любовника? Фу, ужасно звучит.
Рут вежливо улыбается девушке, которая хотела утащить стул. Та отвечает ей натянутой улыбкой и ковыляет прочь, все еще надеясь найти в переполненном зале стул, чтобы присесть и унять жжение в стопах.
Рут пригубливает вино. Она заказала бокал, рассчитывая, что Алекс выберет бутылку чего-нибудь необычного – такого, о чем она не думала, такого, что на вкус как «персик», или как «камень, когда его лизнешь», или с «ароматом свежевспаханного поля». С некоторых пор ей стало нравиться вино, и это каким-то образом неразрывно связано с ее непреодолимым влечением к нему.
Наконец Рут замечает Алекса в море серо-угольной толпы. Из-за велосипедного шлема его волнистые волосы прилипли к голове. Озабоченно морща лоб, он ищет ее среди посетителей бара, вытягивает шею, потирая грудь ладонью. Эти несколько секунд до встречи доставляют ей истинное удовольствие, ведь у нее есть возможность понаблюдать за ним, вспомнить его лицо, насладиться реакцией собственного тела на его приближение.
– Алекс, – окликает его Рут. Она чуть приподнимается из-за столика, складывая пальцы правой руки в приветственном жесте.
Он находит ее глазами, и лицо его светлеет. Она снова опускается на стул и смотрит, как он, широко улыбаясь, пробирается к ней сквозь толпу.
– Фу, ну и тягомотина! – Алекс падает на стул напротив нее. Смотрит на свои наручные часы. – Прости, дорогая, раньше уйти не мог. – Он берет бокал Рут и, сделав большой глоток, одобрительно произносит: – Хорошее. Соаве?
Она кивает, наблюдая, как он задирает свой бежевый джемпер, под которым на нем серая футболка, немного влажная под мышками. Пока он стягивает джемпер через голову, она вдыхает его запах. От него пахнет стиральным порошком, теплом и свежестью.
– Я заказала бокал. Не знала, захочешь ли ты остаться.
Алекс пододвигает к себе меню и начинает листать его, изучая.
– Выпьем здесь бутылочку, потом к тебе? – спрашивает он. – Совсем допоздна задержаться я не могу, но и спешки никакой нет. У нее посиделки с сестрой.
Рут оглядывается через плечо. Все еще никак не привыкнет к тому, что они сидят вдвоем в людном месте, совсем недалеко от его жены и спящих детей.
Сначала их свидания проходили в условиях полнейшей секретности. Где-нибудь на улице, в запертом туалете на вечеринке, в роскошном номере отеля, в ее наскоро прибранной квартире, в ресторане среди иностранцев. Но с недавнего времени они перестали так осторожничать, решив, что всегда можно выдать свидание за случайную встречу.
Иногда, просыпаясь по утрам, она ужасается: они же ведут себя как подростки, прячутся, хитрят. При этом она не настолько ослеплена страстью, чтобы не понимать: свидания украдкой усиливают остроту ощущений. Она никому о нем не рассказывала. Так непохоже на нее. В неведении пребывали даже те, с кем обычно она делилась самыми непристойными подробностями своих любовных похождений. Ей хотелось уберечь то, что есть между ней и Алексом. И совершенно не хотелось, чтобы кто-то, как бывает в таких случаях, насмешливо закатывал глаза, донимал ее якобы добрыми подколками, указывал на его недостатки, пусть даже «для ее же блага», и уж тем более выражал свое возмущение из-за его семейного положения. Она стремилась сохранить свежесть взаимного влечения. Мнение посторонних непременно разрушило бы идиллию.