У меня мелькнула в голове странная мысль, и я спросил, кивнув на мумию:
Не он ли привел тебя сюда?
Веселов улыбнулся.
Возможно, он. Уже здесь я несколько раз видел этого человека во сне и разговаривал с ним.
Как его звали?
Григорий не ответил. Я понял, что он не хочет говорить об этом, и задал не шедший у меня из головы вопрос:
-- Я тоже видел тебя раньше, но не во сне, а как бы в трансе. Ты показал мне вход в какую-то пещеру, похожую на эту. Тебе об этом известно?
Веселов покачал головой:
-- Нет.
Я почувствовал легкое разочарование. Григорий повернулся и пошел назад. Мы вернулись в первую пещеру, затем вышли наружу. День был солнечный и ветреный. Веселов, прикрыв ладонью глаза, смотрел вниз, на долину. Его длинные волосы и борода разметались по ветру. Пора было уже возвращаться, но мой главный вопрос к Григорию оставался без ответа. Старик угадал мои мысли; он заговорил медленно и проникновенно, слова его отпечатались в моей памяти.
-- Я не могу тебя ничему научить. Не потому, что не хочу, а потому, что никто никого ничему научить не может. То знание, которое ты ищешь, передать другому невозможно. До него нужно дожить. Ты хочешь измениться, стать другим, и это хорошо. Но посмотри на небо. Может ли оно измениться? Желает ли небо чего-то иного, кроме тех перемен, которые происходят в нем сами по себе, безо всяких усилий?
То, что живет в глубине твоего сердца, так же глубоко и бесконечно, как небо. Если ты обнимешь эту скрытую в тебе необъятность, что останется от твоих суетных желаний? Люди не догадываются о том, что они подобны небу, и живут, как кроты под землей. До всего того, что ты знаешь, ты дошел сам, и это знание принадлежит тебе. Все то, что ты хочешь узнать, придет к тебе, но за это тебе придется пролить немало крови. Так всегда было и будет, все остальное - только болтовня.
Слова Веселова что-то глубоко задели во мне. Я спросил:
-- Значит, другие совсем не могут помочь? А как же книги, учения, традиции - это что же, все ерунда?
Григорий не отвечал. Он стоял, опершись на палку, и смотрел вдаль, на искрящуюся на солнце горную цепь. Мне пора было идти. Мы обнялись, и я, надев рюкзак, начал осторожно спускаться. Чтобы не возвращаться прежним путем, я пошел по другой тропе, намереваясь выйти в долину выше по течению реки. Увидев, куда я направляюсь, Веселов крикнул:
Не ходи этим путем!
Почему?
Там встретишь мальчика, - произнес Григорий многозначительно.
Какого еще мальчика?
Если встретишь его, не разговаривай с ним.
С какой стати?
Ну, твое дело. Прощай.
Продолжая спускаться, я несколько раз оглядывался на маячившую на уступе одинокую фигуру. Наконец, старик навсегда скрылся из виду.
Глава 35
Основа всего - ясный свет, сияющий в пустоте. За ним - невыразимое.
Не вняв совету Григория, я шел вниз по незнакомой тропе и довольно скоро понял, что заблудился. Я оказался в неизвестном мне ущелье и пошел по нему вниз в надежде, что ручей приведет к реке. Странная жизнь Веселова и его слова не шли у меня из головы. Я чувствовал его правоту в том, что высшее знание невозможно передать другому. Можно подготовить человека для его восприятия, но приходит знание само по себе, когда человек созрел. Этот момент невозможно ни приблизить, ни отдалить; можно сделать все, что в твоих силах, исход же - в руке судьбы. Силы, дарующие освобождение, человеку неподвластны. Милость можно заслужить, но ее невозможно вырвать. Нет и не может быть ни системы, ни метода, которые гарантировали бы результат. Тоша дал карту и указал направление движения, но идти надо было самому.
Ход моих мыслей был прерван появлением на тропе мальчика, который шел мне навстречу. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать, на нем была желтая футболка и джинсы, он был босой. Мальчик выглядел совершенно обыкновенно, но все же было нечто странное в его появлении в глухом ущелье, босиком на каменистой тропе.
"Гамарджоба!" - приветствовал я мальчика, поравнявшись с ним. Мальчик ничего не ответил. Он словно не видел меня; его взгляд был устремлен вперед, на лице его застыло отсутствующее выражение, как будто он был в анабиозе. После того, как мы разошлись, я повернулся и посмотрел ему вслед. Откуда Григорий мог знать, что я встречусь с мальчиком?
Чувствуя легкую нервозность, я продолжил свой путь. Минут через десять я увидел мальчика снова. Он опять шел мне навстречу, но это было невозможно! По дну ущелья шла единственная узкая тропа, стены его были почти отвесны. То, что мальчик мог каким-то образом вернуться и оказаться впереди меня, было абсолютно исключено. Меня окатила ледяная волна страха, я застыл на месте. Ноги перестали слушаться, и мне стоило немалых усилий заставить себя идти мальчику навстречу. На этот раз я избегал смотреть ему в глаза. Он молча миновал меня, с тем же видом полного равнодушия, шагая, как манекен. В этом равнодушии было что-то нечеловеческое. Меня прошиб холодный пот. Чтобы немного прийти в себя, я умылся ледяной водой из ручья. Когда мальчик скрылся за поворотом, я медленно пошел вперед. Ущелье начало расширяться, кажется, я был на верном пути.
Через некоторое время мальчик встретился мне в третий раз. Волосы у меня встали дыбом, и я припустил вперед по склону, стараясь разминуться с ним как можно на большем расстоянии. Все мои предыдущие столкновения с потусторонними силами происходили, в основном, на энергетическом уровне, но этот мальчик был существом из плоти и крови!
Я несся вперед в безумии, как будто за мной гналось стадо диких кабанов. К счастью, вскоре я заметил впереди пастуха со стадом, мирно пасшимся на склоне, и бросился к нему. Пастух не говорил по-русски, но слова "биджи" (мальчик) было достаточно, чтобы он понял, что со мной произошло. У пастуха оказалось с собой немного араки, что на этот раз было весьма кстати.
Из его драматической жестикуляции я понял, что давным-давно этот мальчик был убит камнепадом и с тех пор встречается каждому, проходящему этим ущельем. Призрак выглядел одинаково зимой и летом, и видеть его, идущего в футболке и босым по снегу, было, видимо, особенно впечатляюще. Пастух объяснил мне, как выйти в Муцо, и я добрался до дома без приключений. Мальчик продолжал мне мерещиться еще несколько дней и оставил меня только после того, как я обратился с молитвой за его душу.