Абгейл потянул за веревку, взял кинжал и осторожно положил на ладонь.
Торен кивнул на клинок.
— Тогда что же ты делал с ним?
— Я… проникался ощущениями. Уверял себя, что могу определить местонахождение Хаффида — или точнее, Каибра. Кинжал указывает, что черный рыцарь сейчас на другой стороне холма, и мы знаем, что это правда. Странным кажется присутствие еще одного… даже двух…
— Кого же?
— Моего брата; или, если быть точным, сводного брата. Понимаете, он украл один из запретных предметов, который называется «смиг». Этот человек творил такое, с чем я не мог мириться. Более того: Хаффид, похоже, разыскивает Алаана, моего сводного брата. Если так, то черный рыцарь собрался убить его. Довольно непростая задача, скажу я вам. Впрочем, если кто и может с ней справиться, то это Хаффид.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Скорее всего Алаан пытается увести куда-то Хаффида с одному ему лишь ведомой целью. Но у Алаана нет даже небольшого отряда рыцарей, не говоря уже о войске.
Гилберт умолк и с невыразимой печалью посмотрел на Торена.
— Не смотря на мое недовольство поведением брата, не обращая внимания на все проблемы, которые были с ним у Рыцарей Обета, я буду на стороне Алаана в борьбе с Хаффидом, если до этого дойдет.
— Ты говоришь как старший брат, — заметил Торен.
Абгейл улыбнулся.
— Так и есть.
— У вас разные отцы, Гилберт?
— Да.
— Твой отец был потомком рыцаря?
— Нет, его отец.
Торен с удивлением посмотрел на собеседника.
— Но ведь именно ты решил возобновить рыцарские порядки?
— Я… — Он осекся. — Так хотел отец Алаана.
— Чей сын Алаан?
— Он сын Уирра. Но даже сам Уирр отрекся от него, Торен покачал головой. Все это очень странно.
— Алаан стал братом Каибра?
— В каком-то смысле да, хотя Каибр ненавидит его с такой неистовой силой, которую невозможно представить.
— O, в моей семье знают, что такое ненависть, Гилберт.
Абгейл молча посмотрел на Торена.
— Ты говоришь, там есть кто-то третий, — напомнил Торен. — Еще один сын Уирра?
— У него было только два сына. Мне кажется, кинжал почувствовал нэгара; колдуна, не прошедшего долгий путь к Вратам Смерти до конца. Если этот кинжал действительно принадлежал Уирру, то можно предположить, что он указывает на его детей: Каибра, Саинфа и Шианон. Саинф заключил сделку с моим братом. А Шианон… Шианон пропала со дня падения Холодной Башни, однако все могло измениться.
— Ты многим рискуешь, принимая сторону брата, Гилберт.
— Я делаю это с определенной целью. Я постараюсь прервать связь между Алааном и Саинфом. Если мне это удастся, я узнаю способ победить Хаффида.
— Запутанное семейное дело, Гилберт… Сводный брат, ставший братом Хаффида. А какова здесь твоя роль?
— Верховного Судьи, лорд Торен. Возможно, палача. Поживем — увидим. Но Хаффида надо остановить. Как и Алаана.
Элиз плавным движением вынырнула из воды, словно рыба, выскользнувшая на берег. Отряхнулась, и в стороны полетели сотни брызг.
Тэм едва разглядел ее в темноте.
— Синддл верно почувствовал дым от костра, но это костер не Хаффида, хотя черный рыцарь близко.
— А кто же там?
— Отряд Ренне и их союзников. Куда делась моя одежда?
— Я ее просушил, — сказал Тэм.
— Как любезно с твоей стороны.
Девушка подошла к нему в темноте, и Тэм почувствовал неладное — он не забыл того, кто преследовал их вдоль всей реки Уиннд.
Элиз остановилась.
— Не нужно меня бояться, Тэм.
— Ты плаваешь под водой без воздуха?..
Девушка ответила не сразу.
— Можно мне получить назад свою одежду? Пожалуйста. Ночь прохладная.
— И холода ты тоже не чувствуешь…
— Нет, но я ощущаю холодность людей. У меня есть чувства.
— Про Шианон говорят иначе.
— Я не Шианон, Тэм. Возьми мою руку, — произнесла она, в темноте юноше показалось, что девушка тянется к нему.
— Холодная как лед, — сказал Тэм.
— Зато сердце горячее, — ответила она и положила его руку себе на грудь, нежную, мокрую и скользкую, как рыбья чешуя.
— Не чувствую я тепла, — произнес Тэм.
— Почувствуешь, если попытаешься, — шепнула она, подходя ближе.
Элиз прильнула к Тэму, прижимая его к себе. Ее дыхание пахло рекой, волосы были мокрые и запутанные, как водоросли.
Она увлекла юношу вниз, и они сбросили одежды на влажную траву у ручья. От мужских прикосновений девушка согрелась, хотя ночной воздух был по-осеннему прохладным. Она умела больше Тэма, но все же была невинна. Мягкая трава на берегу журчащей реки служила им постелью, на зелени которой алел крошечный цветок.
Глава 19
Церемония похорон Ардена Ренне прошла днем раньше, но, казалось, дым его погребального костра задержался на карнизах замка, словно призрак, не желающий уходить. Скорбь была сильнее у тех, кто знал правду — Арден Ренне был предателем, готовившим убийство кузена.
Правда бывает жестоким утешителем, подумала Ллин.
Сегодня во дворе замка позади сада проходили похороны леди Элиз Уиллс. Слуга приставил к стене сада лестницу, и Ллин взобралась на нее, украдкой всматриваясь в происходящее сквозь листья глицинии, ловя каждое слово, каждый вздох. Не было ни тела для погребального костра, ни останков для предания земле, ни пепла, чтобы пустить по воде, даже если семья Уиллс и следовала подобным суевериям. Во дворе находились лишь скорбящие, большинство из которых никогда не знали Элиз Уиллс: леди Беатрис Ренне, несколько ее племянниц и племянников, многочисленные менестрели, — должно быть, знакомые лорда Каррала, и сам лорд, мертвенно-бледный, словно потерявший точку опоры.
Люди окружали композицию из изысканно расставленных цветов, гладких камней и зажженных факелов. По традиции там должны присутствовать предметы, дорогие умершему, но эти вещи были далеко, поэтому члены семейства Ренне предложили то, что посчитали подходящим случаю: пяльцы с незаконченной вышивкой, сборник стихов, маленькую арфу и куклу.
Из сосуда, где горела смола, вырвалась черная полоса дыма, превратившаяся в странные каракули на фоне высокого серого неба.
Из уважения к гостю леди Беатрис произнесла речь; ее голос был мрачным, исполненным достоинства и сострадания. Когда она закончила говорить, среди одетых в черное людей воцарилась тишина. Рубашки мужчин казались ослепительно белыми на фоне хмурого неба.
Пауза затянулась. Вдали дважды прокричала ворона.
— Лорд Каррал? — негромко позвала леди Беатрис. — Если вы не против…
Ллин поняла: старик не понимает, что другие склонили головы, поскольку он продолжал пристально смотреть вперед слепыми глазами.
Каррал глубоко и прерывисто вздохнул.
— Хотя я незаслуженно получил репутацию хорошего менестреля, — тихо заговорил он, — у меня нет песни для дочери. Моих скромных способностей не хватает, чтобы сказать все, что хотелось бы. Песнь об Элиз должна описать каждую минуту мимолетной жизни. Чтобы исполнить ее, потребовалось бы двадцать лет. Ее сон, дыхание, смех, первые шаги. Первый поцелуй… и последний. Она бы поведала о любви Элиз ко мне… и о моей к ней.
Лорд на мгновение затих, продолжая беззвучно шевелить губами. Ллин показалось, что он больше не сможет говорить, однако старик продолжал: