И в-седьмых, наконец: эти экономики медленно, но верно просаживаются. Они верным путем эволюционируют к уравниловке, равнодушие, снижению стимулов к напряженному творческому труду, росту иждевенческого мировоззрения поощряемых маргиналов.
Впереди у «скандинавской модели» или крушение экономики и охлократия, или резкий поворот вправо, или все прелести гражданских войн — когда морально здоровая часть народа будет бороться за самосохранение с анархическими массами безумных революционеров, паразитов и мигрантов.
— Вы хотите сказать, что в перспективе никаких преимуществ социализма вообще не видите?
— Это смотря какая перспектива, — философски ответствовал бравый студент Шнеерсон, вытянув ноги в проход и любуясь латунными оковками носков своих ковбойских сапожек. — В дальней перспективе ничего, кроме кровавой нищенской помойки. Но в ближней перспективе как раз возможны блестящие успехи.
— Э-э? Уже неплохо. Например?
— Третий Рейх.
— Что-о?
— Модель народного социализма Германии при Гитлере, то есть именно социализма немецкого народа, была как раз того же типа, что и скандинавская. Разве что единый Трудовой союз вместо свободных профсоюзов. Но — прогрессивный налог, бесплатные отпуска, образование, право на бесплатную медицину, государственное регулирование экономики при сохранении капиталистических производств, ликвидация безработицы и всеобщая занятость, справедливое распределение общественного продукта, пенсии по старости, по инвалидности, за потерю кормильца, участие граждан в управлении государством через многочисленные организации.
И в результате — массовый патриотизм, единство народа и власти, высочайшая производительность и организация труда, фантастическая эффективность оборонного производства в борьбе против всех развитых государств и практически не имея ресурсов.
Так что перспектива социализма в Германии 1933 года была блестящая! Но короткая и приведшая к катастрофе.
Выдернуть страну из кризиса или воевать — тут хорош даже не социализм, а диктатура как таковая. Социализм — это готовая площадка для диктатуры.
— Гм, — сказал профессор Сандерс, сознавая некоторую аморальность своего следующего вопроса и даже предательство святых вещей. — А если бы не война? Как бы пошло развитие германского национал-социалистического государства? Например: если бы оно не уничтожало евреев и не устроило бы мировую войну?
— Это невозможно, — был соболезнующий ответ — Раньше или позже, тем или иным образом, но любой социализм приходит к общей модели. Он нуждается в пропаганде — и появляется пропаганда. А пропаганда — это ложь вместо информации, какие бы имена этой лжи не давали. Социализм неизбежно прибегает ко лжи. А чтобы ложь не была опровергнута правдой — нужна тоталитарная идеология. А тоталитарная идеология неизбежно подразумевает врагов, враг — это неотъемлемая часть пейзажа при ее господстве. Враг служит единству нации и сплочению вокруг власти — но одновременно вражда делает войну все более возможной, близкой и нужной.
Социализм — это всегда ложь, бедность и война, господин профессор. Просто иногда это укладывается в двенадцать лет, иногда все ужасы начинаются в первые же месяцы, а иногда может пройти и столетие. Но конец один. В России или на Кубе самый ужас социализма наступил сразу. А восточная Европа, избавившись через полвека от русской социалистической модели, получила такую прививку от социализма, что на дух его теперь не переносит.
И еще. Социализм всегда кончается диктатурой одной партии. Иногда все остальные запрещаются сразу. Иногда господствующая партия крадется к диктатуре ползучим образом, маскируя свои намерения демократическими разглагольствованиями. Но всегда наступает период агрессивной нетерпимости к любым иным точкам зрения! Инакомыслие — компрометируется, позорится, объявляется ошибочным, вредоносным, преступным, аморальным!
И адепты социализма превращаются в боевой наступательный отряд диктатуры единомыслия. Они уже фашисты — они готовы во имя грядущего счастья человечества крушить черепа и сносить города.
— Я вынужден поставить вам F, дорогой Шнеерсон. Слишком много в ваших ответах было ошибок.