Она тоже на него посмотрела.
— Вас так сильно интересуют мои мысли?
Он хотел что-то ответить, но она остановила его жестом руки.
— Ш-ш! Вы ничего не слышали — там, в сенях?
Он неохотно поднялся и стал прислушиваться.
— Вам показалось, — успокоил он ее через несколько секунд. — Это ветер гуляет вокруг дома.
— На всякий случай надо запереть входную дверь.
Он засунул в огонь кусок обломанной ветви, поджег ее и, освещая себе дорогу, вышел в сени. На дверях не было задвижек, а только обыкновенные, сильно уже заржавевшие завертки. Он вставил их на свои места и затянул. Потом вернулся в комнату.
— Можете быть спокойны. Ни одной живой души. Я запер двери.
Пани Ванда подбросила в огонь хвороста.
— Интересно, который сейчас час. Должно быть очень поздно, потому что я почувствовала огромную сонливость.
— Полночь наступила. Я постелю вам на полу свою куртку, а вместо подушки вам придется воспользоваться охапкой веток прикрытых вашей пелериной.
— А как же вы?
— Я буду спать, опершись об эту колоду и поддерживать домашний очаг.
— Приятная перспектива!
— Что поделаешь! Бывают ситуации и похуже. Мы ведь молоды.
Он взглянул на нее обожающим взглядом. На этот раз их разговор был прерван отчетливым звуком шагов. Кто-то ходил в сенях. Пани Ванда машинально схватила Кшепневского за руку.
— А теперь вы слышали?
— Слышал. Кто-то, видимо, перед нами вошел внутрь, спрятался в одной из комнат с другой стороны дома, а теперь ходит по сеням.
— Может, там хозяин этой развалюхи?
— В таком случае у него нет причин скрываться от нас и он смело мог бы войти сюда. Сейчас мы это выясним. Вы не будете против, если я выйду в сени? — спросил он, осторожно освобождая руку из ее судорожно сжатой ладони.
— Только, пожалуйста, не выходите из дома, мне не хотелось бы оставаться одной в этой комнате. Мне почему-то страшно. О! Вы слышали? Он все еще там ходит. Какая тяжелая, шаркающая походка…
Из-за дверей действительно доносились грузные шаги кого-то, кто был обут в деревянные башмаки.
— Кто там, черт возьми? — крикнул Кшепневский, резко открывая двери и вглядываясь в темное пространство сеней.
Шаги утихли. Кшепневский пустил вдоль сеней сноп света из электрического фонарика… Не обнаружил никого.
— Пожалуйста, вернитесь сюда, ко мне, — услышал он сзади шепот пани Ванды. — Мне страшно…
— Я должен осмотреть другую часть дома. Может быть, непрошеный гость прячется там.
— Нет, нет! — в ужасе возразила она. — Я не могу оставаться здесь одна ни на секунду.
— Тогда, может быть, посмотрим на это зрелище вдвоем, — предложил он, придавая словам шутливый тон. — Пожалуйста, не будьте ребенком, вы — такая взрослая и красивая барышня.
— Ну что ж. Я согласна.
И, выйдя в сени, она сильно уцепилась за его руку.
— Теперь мне не так боязно.
Он осветил входные и задние, ведущие в сад, двери лучом электрического света.
— Завертки на своих местах, — заметил он. — А значит, птичка еще не выпорхнула. Мы наверняка его найдем в одной из комнат с другой стороны дома.
— У вас при себе есть оружие? Может нам пригодится.
Кшепневский бросил взгляд на свою двустволку, стоящую в углу сеней.
— Заряжена?
— Конечно. Но я предпочел бы ею не пользоваться. У меня здесь есть кое-что получше.
Он показал на рукоять револьвера, торчащую из кобуры на его левом боку.
— Пожалуйста, держите его на всякий случай наизготове.
— Как изволите, — согласился он и взял оружие в руки. — А теперь — вперед!
Он открыл двери, ведущие в первую комнату с левой стороны и вошел в нее, за ним неуверенно вошла женщина.
— Кто здесь? — повторил он вопрос.
Ответом был адский шум в соседней комнате. Луч фонарика, пущенный по стенам и по полу, осветил пустое пространство. С готовым к выстрелу браунингом Кшепневский прошел во вторую комнату. Но и там он никого не обнаружил. Через двери в глубине дома они выбрались обратно в сени. Входные двери с обеих сторон были, как и прежде, закрыты на завертки. Тогда женщина, дрожащая и бледная, прижалась к мужчине.
— Здесь приведения. Это какой-то проклятый дом. Бежим отсюда!
Раздался протяжный стон осеннего ветра и шум ливня.
— Куда? В эту бурю? Нам нужно переждать здесь до утра.
Она с ним молча согласилась. Они вернулись в «свою» комнату. Кшепневский подбросил в печь сухих ветвей, и огонь, вспыхнув ярким пламенем, снова осветил темное помещение.