Снова они молчат, вокруг тоже тихо, хотя по мосту то и дело с грохотом проезжает трамвай, и люди под фонарями проходят, но это все там, где начинается лестница…
Рита ждет. Чего-то ей надо. Стефан это хорошо чувствует. Она же хотела с ним говорить?
— Ты ж хотела со мной поговорить?
Она стоит у парапета и словно бы спряталась в свой пушистый воротник.
— Если что-нибудь важное — говори!
Ни звука. Только вода плещется, шуршат автомобили наверху.
— Если это тайна — спокойно можешь мне сказать. От меня никто ничего не узнает. — При этом Стефан смотрит на Риту, а Рита на него, лицо у нее совсем белое, а глаза черные и большие. Светлые волосы обрамляют щеки. Что ж случилось?
Что-то похожее на страх овладевает Стефаном. Рита наступает на него, тихо так, все ближе, ближе, он уже слышит запах пушистого воротника, теплый запах корицы. Багдад, что ли?
Багдад, Багдад! Губы у Риты холодные и щека — холодная. Это воротник теплый…
— Вот ты и знаешь всё, — сказала Рита и убежала. Только светлая куртка мелькнула на лестнице…
Поцеловала и бежать? Стефан трогает свои губы. Смотрит на руку, снова трогает… Это Рита из Багдада поцеловала его…
— Ты? А я думала… — встречает его Сабина дома. — Мамочку не видел?
— Вот она — в сумке спряталась, — отвечает Стефан и тут же слышит, как из комнаты отец спрашивает:
— Не мама, нет?
— Только я, — говорит Стефан и проходит мимо двери в гостиную, не обращая внимания на Сабину. У себя в комнате он садится за белый столик. Так. Здесь хорошо. И стены на месте. И небо над городом светлое — не надо лампу зажигать…
Ох уж эта Рита из Багдада!
Поцеловала и корицей от нее пахнет!
И что она в этом Багдаде делала? Там, что ли, она этому научилась? Подошла и сама поцеловала…
Стефан сидит с сумкой на коленях, ничего не видит, будто торговка на базаре под зонтиком. Вот сумка скатилась на пол, и Стефан, поднявшись, достает с полки атлас. Нажал на кнопку, включил лампу, раскрыл атлас. А где ему искать?
В Европе? Нет.
В Америке? Нет.
Может, в Африке? Правда, может быть, в Африке? Там пустыня, там и жара.
Палец его путешествует по континенту, похожему на голову лошади, омываемую двумя океанами и Средиземным морем. Сказала же Рита, что в Багдад все время над морем лететь? Может, это она про Средиземное море говорила?
Палец двигается по южному побережью — Алжир, Тунис, Каир. Большие города! Вообще-то они все незнакомы ему, но слышать он о них слышал. Да и про Багдад он слышал. Но Багдад он никак не найдет…
Может, Багдад и не в Африке? Рита же ничего определенного не сказала. Будто все знают, где Багдад! Ох уж эта Рита! Поцеловала, а сама корицей пахнет, и кепочка у нее осталась. Как же быть?
Кепка ведь не его, а каноиста, завтра он должен отнести ее. Если Рита не отдаст? Нет, должна отдать. Должна. Но кто же пойдет к ней?
За спиной открылась дверь. Стефан подумал, что это Сабина, но ведь сестренка обычно влетает как вихрь. А тот, кто сейчас вошел, ступает тихо, даже осторожно. Стефану не надо и оборачиваться, он и так знает: отец вошел, Герман. Он садится на койку, справа от стола, бережно опускается — он же больной. Руками опирается. Но вот, вытянув шею, хочет заглянуть в атлас.
— Африка? Вы что, ее сейчас проходите?
— Это я искал один город.
— Дай-ка я посмотрю, — говорит отец, и Стефан пододвигает ему атлас. — Раньше я любил карты рассматривать. Реки, города… Придумаю себе какой-нибудь маршрут и путешествую по карте. Один раз так всю Африку поперек прошел.
— Может быть, ты знаешь, где Багдад находится?
— Багдад? Нет, это не в Африке. Вот здесь он должен быть, немного правее и выше. Видишь, вот он! Но недалеко от Африки.
Палец его остановился на красном кружке. А Стефан ведь был здесь совсем неподалеку, но так и не нашел. Да и не в Африке Багдад, и от моря довольно далеко. Посреди большого желтого поля. Неужели это все пустыня?
— Ближний Восток, — говорит отец. — Все это нефтеносные районы. Самый богатый — чуть ниже, Саудовская Аравия. А Багдад — это столица Ирака. Ну, что тебе еще надо знать?
Отец, правда, все еще болеет, но уже может двигаться, только забывает, что надо осторожно, и тогда то стонет, то ругается или и то и другое вместе. Во время приступа он и пальцем пошевелить не может, часами стоит на одном месте, словно памятник.
— Как твоя спина? — спрашивает Стефан.
— Немного полегче. Иногда и совсем хорошо.
— Думаешь, еще долго болеть?
— Это твоя мать так считает, я-то — нет. Еще с неделю, не меньше, говорит она.