— Как же так! — возмущается Лариса. Она как бы и себя и директора спрашивает.
Директор невозмутим, он ждет, сложив руки, большие пальцы уперлись друг в друга. С улицы доносится шум проезжающих машин…
— Неужели вы так ничего и не поняли? — спрашивает Лариса. — Почему вы молчите? Нельзя же так! Сидят молчат и думают, что Лариса все сказала. Нет, нет, еще не всё сказано! И вы ошибаетесь, если думаете — дело пустяковое. Совсем не пустяковое… — Голос ее поднимается все выше и выше, вот-вот она поднимет палец. Но палец она не поднимает. Сидит строгая, совсем чужая. — Неужели не понимаете?
Ребята все понимают. Да, да, хорошо понимают. И чего это Лариса так старается? А директор сидит и молчит?
Стефан чувствует, как под столом кто-то толкает его. Лариса! И глаза ее, обычно карие и быстрые, как у белочки, сейчас совсем темные, настойчиво требуют: ну, скажи, скажи же!
— Ничего не пустяковое. Мы понимаем, — говорит Стефан.
Директор улыбается, но только чуть-чуть. Заметив это, Лариса поднимает брови.
— Может быть, ты нам еще что-нибудь скажешь?
— Это я сам, один все придумал, — отвечает Стефан. — Все, что в понедельник в классе говорил.
— А Губерт?
— Что Губерт?
— А Губерт сам ничего не придумал?
— Нет, не придумал. Все я, — говорит Стефан. — Я сам так решил.
— Вот как? Решил, значит!
— Да, решил.
Лариса молчит, щеки порозовели. Что ж, теперь дело за Губертом. Все смотрят на него: пора бы!
— Губерт! — говорит Лариса.
— Да? — говорит Губерт и тут же замолкает, можно подумать, что он до завтрашнего утра будет молчать. Губы крепко сжаты, побледнели даже.
— Ну, скажи, Губерт, — говорит Лариса. — Ну, что я тебе сделала?
— Ничего.
— Тогда почему ты не говоришь?
— Я сказал. На сборе отряда я все сказал. — Губерт не хочет обижать Ларису, она правда ничего ему не сделала.
Долго никто ничего не говорит, и так бы и молчали, но тут директор замечает:
— Может быть, о чем-нибудь другом побеседуем? Что же мы все об одном и том же? В конце концов, дело абсолютно ясное: один из них открутил гидрант, другой стоял рядом и смотрел. В сущности сделали это оба. О чем тут еще говорить?
Лариса — вся отпор, сидит прямая, будто кукла.
— Что? Не согласны? — спрашивает директор, потирая пальцем переносицу. — Как же нам быть? — И, обращаясь к ребятам, повторяет: — Да, да, как же нам теперь быть?
Ребята молчат.
— Необходимо ведь отметить, что он сам, так сказать, добровольно признался, — говорит Лариса.
— Да, это верно. Это я принимаю, — соглашается директор.
— Это надо бы сделать перед всем классом, — говорит Лариса.
— Согласен. В качестве корректуры, так сказать, — говорит директор, глядя на Ларису. — Да, да, в качестве корректуры. И ни в коем случае не похвалы! — Он все же не сводит глаз с Ларисы. Затем, улыбнувшись, говорит: — Предполагаю, что ребята теперь могут идти. И если вы не возражаете, мы с вами еще поговорим.
Ушли ребята. Пересекли школьный двор, выбрались на улицу, дошли до моста, ведущего прямо к высотному дому. Неподалеку дядька удит рыбу. Ребята, пройдя за его спиной по набережной канала, остановились. Оба легли животом на парапет. Плюют в воду. Дядька с удочками не выдерживает:
— Всю рыбу мне распугаете! Ступайте плевать куда-нибудь подальше.
Удочек у него целых пять. Он все время переходит от одной к другой. На нем длинное пальто. Расстегнуто. Поймал он пока что немного — шесть плотвичек, средненьких, лежат в садке, поблескивают. Стефан громко пересчитывает, а дядька, остановившись, говорит:
— Мотайте отсюда! Живо! Чтоб духу вашего тут не было!
Ребята отходят шага на два-три, не ворча, не протестуя. Плевать тоже перестали. Губерт спрашивает:
— Чего она там еще будет говорить, Лариса эта?
— Говорить будет директор.
— Влетит, значит, Ларисе?
— Может, и влетит.
— А разве она у нас не все равно что учительница?
— Ну и что из этого! Директор же.
— Но…
— Директор, понимаешь! — говорит Стефан. — Лучше бы ты помалкивал там. Вот так. — И Стефан сжимает губы.
Губерт отворачивается, обиделся.
— А Лариса меня поняла, — говорит он наконец.
Никакого желания разговаривать с Губертом у Стефана нет. Подняв голову, он смотрит на противоположный берег. Старая ива свесила ветви до самой воды. Вокруг плавают водяные курочки, черненькие и толстенькие, головками кивают…
С Тассо никогда такого не бывало. С Тассо все было очень просто. Давай построим плот? Взяли да построили. Поставим сегодня верши? Пошли и поставили. Пойдем Куланке помогать? И пошли. С Тассо они дружно жили, всё делали как один. Вот если б Тассо и Губерта свести вместе?