— Я же Губерта попросил.
— О чем?
— Я Губерта просил забрать Сабину.
— Губерта? Но Губерт не зашел за ней.
— Об этом я только что от тебя узнал.
— Узнал все-таки, — говорит Герман. — Ты что ж, считаешь, что Губерт тебе слуга? И должен выполнять взятые тобой обязательства. Делать за тебя то, что ты обязан делать сам?
«Чего это он? — думает Стефан. — Чего раскричался? Губерт мой друг. Хотел помочь мне. Зачем это отец про слугу говорит? И так громко? Зачем громко так?»
— Я никаких обязательств на себя не брал, — говорит Стефан. — Это мать мне передала твою просьбу. Вот и все.
— Может, мы с тобой откроем дискуссию? Тебе же давно было дано поручение. А своих поручений никому не передают, да еще без всяких на то оснований. — Герман проходит мимо Стефана, останавливается посреди комнаты, затем подходит к окну, смотрит на небо. — Если ты есть хочешь — чай еще не остыл.
Ничего Стефан не хочет, ничегошеньки! Он еще сыт мороженым. «Гаваи» называется.
— Попозже, может быть, — говорит он.
14
На следующее утро Стефан спускается в лифте один. Ни Ани, ни Губерта, хотя по времени они должны были бы быть. На восьмом этаже входят двое мальчишек, первоклассники. Спустились до шестого. Один выскочил, другой заблокировал дверь.
— Ты что? — возмущается Стефан.
— Ждем Дагги.
— А что твой Дагги делает?
— Пошел за Рикки.
— Мне вниз надо, — говорит Стефан.
Мальчишка, посмотрев на него, снова выглядывает на площадку. На носу у него три веснушки.
— Эй, ты! Мне вниз скорей надо!
— Сейчас.
— Ты что, чокнутый? — говорит Стефан, но ничего не предпринимает.
Мальчишка с тремя веснушками стоит, держит дверь. Прибегает Дагги:
— Еще немного подождем. Рикки никак краски не найдет.
Оба стоят теперь и держат двери, выглядывают на площадку, за угол, потом довольно испуганно смотрят на Стефана. Еще немного подождав, Стефан говорит:
— Хватит. Проваливайте! И так все про вас говорят, что вы лифт портите. — Он выпроваживает сорванцов из кабины. Они не противятся, только сердито таращат на него глаза, а когда лифт спускается, Стефан слышит, как они кричат, ругаются, кто-то пинком поддает дверь, но лифт от этого не останавливается.
По дороге в школу тянется веселая вереница ребятишек. Хотя солнце и светит, утро прохладное. Это ветер с реки выдувает все тепло.
Стефан ищет Аню. Шагает быстро, потом медленно, будто случайно оглядывается — но нигде ее не видно. И Губерта нет. Ни Губерта, ни Ани! Шагай тут как хочешь.
Вон свистит Парис Краузе, Хайделинде Вайссиг обгоняет Стефана.
— Не проснулся еще? — спрашивает она, но он не слышит. На водяную курочку она похожа…
В школе, на верхнем этаже, где в самом конце коридора их класс, перед дверью толчея. Взлетают шапки, пальто, и среди всей этой толкучки шагает королева, золотые волосы точно корона. Стефан уже никуда не торопится. Королева тоже не спешит, она его давно заметила. Идет еще медленней и в конце концов останавливается у окна, как будто там что-то интересное. Стефан хочет быстренько прошмыгнуть мимо. Не получается. Рита окликает его:
— Куда ты спешишь?
На лице самая обворожительная улыбка, белые зубки так и сверкают. Но что-то она затаила.
— Я думала, что увижу тебя.
— Где это? Мы ж и так каждый день видимся.
— Только в школе.
— Где ж еще?
— Где-нибудь еще, — говорит Рита и пристально смотрит на него.
Нет, не только зубы у нее красивые, но и глаза тоже самые красивые. Впрочем, Стефан думает, как бы ему убраться отсюда. И чем скорей, тем лучше. Вон уже Парис Краузе показался, потом еще эта Хайделинде припрется, а он, Стефан Кольбе, стоит тут с Ритой… Яснее ясного — новая парочка!
— И вообще я не знаю, чего тебе надо?
— А я очень хорошо знаю. Мне все известно.
— Чего это известно?
— То самое, — говорит Рита.
— Что то самое? — спрашивает Стефан.
Тем временем мимо проходит Парис Краузе, за ним — Хайделинде Вайссиг. Она, конечно, сразу говорит:
— Это вы тут вдвоем?
— Слыхала? — говорит Стефан Рите.
— Ну и уходи!
Стефан не уходит. Ноги точно свинцом налиты, а у Риты вот-вот слезы покатятся. Нет, это невозможно!
— Иди, иди, — говорит она. — Ты не уйдешь, я уйду. — Но она это только говорит, никуда она не уходит, и Стефан не трогается с места, ноги, правда, будто свинцовые. Он очень боится, как бы Рита не расплакалась. Разревется, как Сабина, прямо здесь, в коридоре… страшно подумать!
Но вдруг — о чудо! — в глазах Риты — одно презрение. Слез как не бывало!