— Точно. Притворяется, задается, только чтоб мы не заметили, что он трусит.
— Может быть, и так. Если ты так считаешь… — Но что-то другое не дает Губерту покоя. — Там объявление висит, — говорит он вдруг.
«Там» — это на другом конце холла, доска объявлений, большая, обтянута материей. Сверху наклеены крупные буквы: «Говорит управление высотными домами». Рядом лозунг: «Квартиросъемщики отвечают за чистоту на этажах». Обычно эта доска пуста, но сейчас на самой середине прикреплена бумажка — серенькая в голубую клеточку. На ней печатными буквами написано: «Задаем вопрос, пока не поздно! Какой остолоп придумал загонять ребят в загон из бетона? С приветом! От имени детей: Гаральд со стройки».
— Гаральд? — говорит Стефан.
Они читают записку еще раз. И в третий раз. Потом Стефан говорит:
— Какой парень, а?
— Ты его знаешь? — спрашивает Губерт.
— Ясное дело, знаю. Гаральд — наш каноист.
— Это тот, который с Ларисой в кафе был, — добавляет Аня.
— Он самый, — говорит Стефан.
Губерта уже не удержать, он спрашивает:
— С Ларисой? В кафе? Где? — Он же не знает ничего, его ж там не было, и никто ничего ему не рассказывал: ни Стефан, ни Аня. Они и сейчас отмалчиваются. Губерту и сейчас ни про каноиста, ни про Ларису ничего не узнать. Ну и пусть! Про каноиста он ведь уже знает.
— Это он, по-твоему, записку повесил? — спрашивает Губерт.
— На все сто — он!
— На все сто? Значит, ты точно знаешь. Он сам сказал?
— Почему сказал? Другого такого, как мой Гаральд, я не знаю. И — «со стройки».
— Но почему, почему он так написал?
— Тоже мне, спрашиваешь! Не соображаешь разве? Чтоб все прочли.
— Это здесь-то прочли? Никто ж не останавливается. Все мимо проходят.
Это верно, все проходят мимо.
Спускается лифт. Открываются двери. Люди выходят и входят — никому дела нет до доски объявлений. Может быть, дети заинтересуются? Дети, когда группой ходят, то один, то другой остановится, поглядит: что там написано? Любопытства ради. А сейчас никто не обращает внимания.
— Видали? — говорит Губерт. — Все проходят. Надо бы громко, вслух прочитать.
Ишь ты, громко прочитать! Может, еще на скрипочке поиграть? К чему это! Стефан говорит:
— Нам это все равно… Мне то есть. Я на детской площадке давно уже не играю.
— А нарисовал! — говорит Аня. — Это ж ты детскую площадку нарисовал. На уроке Бази. Не помнишь?
— А ты — забудь, — говорит Стефан.
— Мы ж тоже рисовали, — говорит Губерт.
— Все равно советую тебе забыть. Мой отец, Герман, он сразу забыл. Поглядел и забыл.
— А вот Гаральд не забыл! — говорит Аня.
— Гаральд?
— Ты что думаешь, Гаральд сам собирается играть на детской площадке? И ради этого записку написал? — Аня строго смотрит на Стефана, как будто все это очень важно, но Стефан ничего в ответ придумать не может, он говорит:
— Ты спроси его сама! Спроси — будет он на детской площадке играть? Ножками мы топ-топ-топ! Ручками хлоп-хлоп…
А ведь в этом слышится что-то веселое: и ножками и ручками…
Губерт смеется, словно козленок блеет. И Губерт и Стефан уже представляют себе, как каноист скачет по детской площадке, будто большая черная галка, а вокруг прыгают маленькие синички. Правда, смешно. Но Аня остается совершенно серьезной, ни одна ресница не дрогнула, и губы совсем не смеются.
— Вам самим там место, — говорит она. — Ножками да ручками…
Губерт смеется, никак остановиться не может, Стефан перестал, он чувствует — сейчас Аня уйдет, а они с Губертом так и будут стоять как дураки. Здорово она разозлилась. Но непонятно почему? Над ней же никто не смеялся. И над каноистом не смеялись. Правда, отчего это?
Они еще толкутся возле доски объявлений, но почти не говорят, да и пора им идти. В школу, на урок.
— Я пошла, — говорит Аня, но сама не уходит. Сзади кто-то подошел. Комендант Бремер! Он в синем рабочем кителе, из кармашка торчит складной метр. Там же очки в роговой оправе. Степенно так подошел и говорит детям:
— Без десяти восемь. Вижу, вы не торопитесь. — Достал очки, нацепил на нос.
— Мы уже идем, — говорит Аня, но они не уходят, смотрят, как комендант, задрав подбородок, читает записку. Читает долго, то есть не сводит глаз с бумажки, прочитал-то он быстро. Он в таком недоумении, что проходит много времени, прежде чем он говорит:
— Что это такое?
Ребята не знают.
— Как это сюда попало?
Ребята и этого не знают.
— Кто это написал? Вы это повесили? — Очки в роговой оправе съехали на кончик носа. Комендант смотрит поверх очков, кустистые брови шевелятся. У него очень светлые глаза. Да, от таких ничто не скроется! Ребята вот-вот рассмеются. — Ну, кто это написал?