Теперь уже никого не должно удивить, почему Смит готов был воспринять смерть Егорычева, как гибель самого близкого человека. За те несколько секунд, которые прошли с момента, когда убитый горем Смит опустился на колени перед плававшим в луже крови Егорычевым, чтобы прислушаться, не бьется ли у него все-таки сердце, и до того, как тот медленно раскрыл глаза, в голове кочегара пронеслось несколько весьма примечательных мыслей. Но не было среди них мысли о том, что теперь, дескать, хочешь не хочешь, а приходится возвращаться на Северный мыс, к «своим». Он понимал, что Гильденстерн, вонзая нож в Егорычева, только творил волю Фламмери и Фремденгута и они стали ему еще более ненавистны. Он с грустью подумал, что сопротивление островитян черным замыслам обоих джентльменов сильно осложнилось с гибелью человека, который так бесстрашно и бескорыстно помогал людям острова Разочарования. И еще он подумал, что хотя он, Смит, и будет прилагать все свои силы, никогда ему, пожалуй, не заменить в этом благородном деле товарища Егорычева. Но он будет стараться всегда поступать так, как поступил бы на его месте товарищ Егорычев. Он мысленно дал себе самому в этом торжественную клятву, этот суровый и меньше всего склонный к патетическим высказываниям английский кочегар.
Но вот Егорычев раскрыл глаза.
- А, старина! - промолвил он. - Это вы!.. Тут Гильденстерн...
- Вы живы! - восторженно воскликнул кочегар. - Если бы вы знали, какой вы молодец, что вы живы!..
- Я сам склоняюсь к этой мысли... Понимаете, этот проклятый Гильденстерн...
- Он уже пять минут как покойник... Боже мой, да чего же я тут топчусь... Ведь вас надо поскорее перевязать...
Отдадим должное предусмотрительности Егорычева: еще на Северном мысу он преподал посмеивающемуся Смиту («Ну, право же, это совсем ни к чему, мистер Егорычев!») основные правила подачи первой медицинской помощи в бою.
Сильнее кровоточила рана на ноге, и именно с нее начал свою первую в жизни обработку ран кочегар Сэмюэль Смит. Но еще раньше он расстегнул китель и разрезал тельняшку Егорычева, чтобы тот мог покуда прижимать вату к своей второй ране.
Кругом было тихо. Беззвучно порхали огромные бабочки с неправдоподобно яркими крылышками, уютно стрекотали какие-то близкие родственники наших кузнечиков, неподвижно зеленели высоко над головой Егорычева лохматые кроны кокосовых пальм. Трудно было представить себе более безмятежное утро...
И вдруг слева, со стороны площади Нового Вифлеема, протараторила короткая автоматная очередь.
- Автомат! - встрепенулся Егорычев. - Вы слышали, Смит? Он скосил глаза в сторону деревни и увидел два столба дыма. Он попытался подняться, но это ему оказалось не по силам.
- Ну, идите же! - сказал он, видя, что Смит не решается оставить его одного. - Ползком!.. По-пластунски!..
Кочегар быстро спустился по откосу к окраине Нового Вифлеема и так же быстро вернулся.
- Они напали на деревню!
- Отдавайте мне бинты и идите!
- Вы ранены. Вас нужно перевязать.
- Пришлите какую-нибудь старуху... Идите! Сейчас ваш автомат не только оружие, но и моральный фактор... Патронов захватите побольше и бегите туда поскорее. Бегите, товарищ Смит!
- Бегу, товарищ Егорычев!
В это время ниже по склону, там где он переходил в просторную площадь Нового Вифлеема, стрела, точно пущенная Гамлетом Брауном, оборвала навеки цивилизаторскую деятельность Полония. Сразу затрещали оба автомата и пистолет карателей, и чуть попозже в бой включился и Смит со своим автоматом.
Теперь со стороны деревни явственно доносились крики воинов, женский и детский плач.
Прошло еще две-три минуты, послышались легкие шаги, и над Егорычевым, беспомощно лежавшим с пистолетом в ослабевшей руке, нагнулась голенастая старуха с добрым широким лицом.
- Ты жив, желтобородый?
- Помоги мне встать!
Заскрипев зубами от боли, он все же при ее помощи заставил себя подняться на ноги.
- Подведи меня к пещере... пожалуйста! - сказал он старухе. Старуха правой рукой обняла его за талию, левой взяла его за левый локоть, словно собираясь танцевать с ним польку-кокетку. Егорычев тяжело откинулся на ее крепкие и жилистые руки, и они томительно-медленно побрели.
- Кто это тебя? - спросила старуха.