– О, ее драгоценный Уэзли не способен на такое, – скривилась Конни. – Тупая сучка.
– Она знает, что это он сделал, – заметила Билли. – Может, она и не гений, но и не настолько глупа.
– Мне кажется, она просто свихнулась, – вставил я. – Все эти кошмары последних дней... А после того, как сегодня утром на ее глазах зарубили отца, она окончательно помешалась.
– Возможно, ты прав, – согласилась Билли. – На осмысленное поведение это определенно не похоже.
– А мы ведь подозревали, что она сможет причинить нам неприятности, – напомнил я, – именно поэтому и не посвятили ее в свой план.
– Никогда не думала, что она сделает нечто подобное, – пробормотала Кимберли. – Господи Иисусе! – Она сунула нож в плавки. – Следовало ее связать.
– Все думали, что она спит, – заметил я.
– Что ж, ничего теперь не попишешь.
– Давайте вернемся к костру, – предложила Билли.
И, повернувшись спиной к джунглям, мы побрели к лагерю. На плече у меня лежал топор, и все мы были травмированы (правда, только я – до крови). Если бы кто-нибудь увидел нас тогда – заглядеться можно было.
Ангелы Чарли и Железный Дровосек.
Разбитые и неприкаянные.
Или как там еще?
Все, начинаю отъезжать. Пишу уже несколько часов подряд, пытаясь занести в дневник все события прошлой ночи. Пальцы задеревенели, а мозги – размякли. Нет, надо все же закончить этот рассказ.
Прежде, чем случится что-нибудь еще.
Достаточно только раз дать себе поблажку и отложить заполнение дневника, как потом могут возникнуть серьезные проблемы с наверстыванием упущенного.
Нет, передумал. Чуточку отдохну.
Привет, а вот и я! Поплавал в свое удовольствие, затем посидел немножко с девчонками.
Может, не следовало, но я, наконец, сознался в том, что веду дневник. Раньше я всем говорил, что работаю над серией коротких рассказов. Но, мне кажется, подошло время довериться им. “Их” теперь только три.
Мне хотелось, чтобы они узнали о дневнике. Чтобы не думали, что я Бог знает чем занимаюсь, уединяясь на несколько часов. Чтобы знали, что наши злоключения записываются на бумагу. (Возможно, им будет важно знать это в какой-то момент. Особенно, если со мной что-нибудь случится. Ах! Даже в глазах помутнело, пока писал эту строчку.)
Разговор о дневнике получился довольно долгий. Дамы хотели выведать, что я написал о каждой из них (от чего у меня даже ладошки вспотели), но я объяснил, что не смогу писать правдиво, если придется все время оглядываться на аудиторию. Так что в итоге они пообещали уважать мои авторские привилегии и не предпринимать попыток тайком заглянуть в тетрадь.
В их же собственных интересах не нарушать свое обещание, иначе на нашем берегу появится несколько в высшей степени смущенных и сердитых дам. (Я и сам не смог бы взглянуть в глаза ни одной из них, узнав, что им стали известны определенные вещи, которые я о них написал.)
Блин! Они дали слово. И если все-таки прочтут мои заметки, так им и надо!
Может, не стоило им вообще ничего рассказывать.
Но в тот момент это показалось мне правильным решением.
Как бы там ни было, теперь, когда я отдохнул и выболтал все дамам, можно приступить к описанию завершающих эпизодов.
Итак, я остановился на том, что мы возвращались к месту нашей стоянки.
О’кей.
Когда мы вошли в круг света, отбрасываемого костром, женщины вдруг заметили мои раны. И заволновались – даже Конни. Более того, именно она и настояла на том, чтобы обработать их. Матери и Кимберли она сказала, что им лучше попытаться хотя бы ненадолго уснуть. Она подлечит меня, затем мы вместе с ней подежурим до рассвета.
Я тоже попросил их об этом, потому что вид у них был крайне измученный.
Пока Билли и Кимберли устраивались на своих спальных местах, Конни нашла где-то пару обрывков ткани. Сходив к ручью, она намочила их и вернулась к костру. Затем заставила меня развернуться к свету, так чтобы видна была поврежденная часть моего лица – правая – и опустилась на колени.
Свет костра осветил ее опухшую левую щеку.
Куда пришелся мой удар.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказал я ей. – Контакта не должно было быть.
– Разве?
– Клянусь.
Она начала промокать свежую борозду, которую проложил на моем лице камень Тельмы. Хотя Конни делала это очень мягко, каждое прикосновение отзывалось жгучей болью.
– Я сама напросилась, – произнесла она. – Сначала я оторвалась, затем ты не сдержался.
– Это был несчастный случай.
– Конечно.
– Я бы никогда не ударил тебя нарочно.
Она криво ухмыльнулась:
– Ну, если ты так говоришь...
– Это правда.
– Чем это тебя Тельма навернула? Так изуродовать лицо.
– Камнем.
– Взгляни на это. – Она отняла от лица тряпку и продемонстрировала мне. Тряпка была красной от крови. Другой лоскут был еще чистым. Им она стерла кровь, затекшую на лицо, шею, правое плечо и руку. Затем отжала обе тряпки, скрутив их жгутом. На песок брызнула кровавая вода.