Очень хотелось надеяться, что она это сделала. Если Уэзли мертв, можно не высматривать его и не опасаться, что он подкрадется в темноте к спящим женщинам. И можно прекратить оглядываться через плечо каждые две минуты, чтобы убедиться, что он не набросится на меня сзади.
Мне стало досадно, что мы не отважились пойти и посмотреть на его тело сразу же после того, как Тельма поведала нам свою историю.
Мы бы знали теперь наверняка, к лучшему или к худшему все повернулось.
С другой стороны, кого-нибудь из нас теперь, возможно, уже не было бы в живых.
Скорее всего – меня.
Я всегда считал, что я – следующий на очереди. И это было вполне логично, принимая во внимание то, что Уэзли убрал с дороги двух других мужчин и сделал это сразу же, едва мы успели высадиться на остров. Теперь и Тельма это подтвердила. Там, у водопада, Уэзли приказал ей прибить именно меня.
Но здесь, у костра, я почему-то не особенно беспокоился за свою шкуру. Личная опасность была ничто по сравнению с заботой об охране и защите женщин. Я чувствовал, что на мне теперь лежит эта обязанность.
Пока они спали, а я стоял на посту, они были моей паствой.
Временами мое воображение рисовало мне самые глупые сцены моего героизма при их спасении. Возникали и другие фантазии, но о них я лучше промолчу.
Так прошел первый час моего дежурства. До того, как ко мне подошла Тельма.
Когда я заметил, что она встает, то первое, что я подумал – это попытка к бегству. Но вместо того чтобы побежать в джунгли, Тельма осторожно вышла из-под своего навеса и направилась ко мне. Свободный конец веревки висел у нее между ног и волочился по песку за спиной.
Никто из женщин не шелохнулся. Это лишний раз убедило меня в том, что они спят. Кимберли подняла бы бучу, если бы увидела, что Тельма встала и бродит по лагерю. То же самое касалось и Билли с Конни.
Теперь-то я понимаю, что именно так и надо было поступить – бить тревогу.
И я чуть было так не сделал.
Стоило мне осознать, что никто другой не собирается искать быстрое решение возникшей проблемы, первое желание, которое я испытал, было окликнуть Тельму и заставить ее остановиться.
Крик поднял бы всех на ноги. (За исключением разве что Конни.)
Но я промолчал.
Зачем всех будить? Я могу справиться с этим самостоятельно.
Так я сказал себе.
Но это была далеко не единственная причина моего молчания. Дело в том, что меня распирало любопытство. Что Тельма задумала? Почему шла ко мне? И мне захотелось узнать это.
Пока она приближалась, я взял в руки топор, встал и обошел вокруг костра, чтобы он не помешал мне, если понадобится предпринять какие-либо решительные действия. Топор я держал обеими руками на уровне пояса, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, но в то же время и показать ей, что я не собираюсь тут же изрубить ее на кусочки.
Никто из нас не проронил ни звука. До того момента, когда она остановилась в нескольких шагах от меня и сказала:
– Не могу уснуть. То есть, я спала, но потом вдруг проснулась и теперь... Не могу удобно устроиться. – Она подняла связанные руки. – Думаю, ты меня не развяжешь.
– Нет, я не могу.
Она пожала плечами и слегка поморщилась.
– Я так и предполагала. Но спрос не бьет в нос. Попробовал бы ты уснуть с завязанными так туго руками.
– А ты не пробовала на спине?
– На моей спине? А ты ее видел? Думаю, что нет. Я не стал ее переубеждать.
– Уэзли изуродовал меня. Моя спина теперь – сплошная болячка... как, впрочем, и все остальное. Как он избил меня, Руперт. Живого места не осталось. Нет такого положения, в котором я могла бы спокойно уснуть. Просто чудо, что мне вообще удалось сомкнуть глаза.
– Мне очень жаль, – произнес я.
– Ты не виноват. Это я, дура, вышла за него замуж.
– Ну... – начал было я.
– Как бы там ни было, но все уже позади и со всем этим покончено. Вопрос сейчас в другом. Ты не станешь возражать, если я просто побуду здесь немного? Обещаю вести себя хорошо. Просто не могу вернуться и лечь. Я только ворочаюсь и все... я так несчастна. Можно побыть с тобой? Пожалуйста!
а) Она объективно просто не могла не чувствовать физических затруднений. Тут она не врала.
б) Что она могла мне сделать? У нее связаны руки, а у меня топор.
в) Всегда можно закричать, если она попытается выкинуть что-нибудь такое.
г) Меня все еще не покинуло любопытство. Была ли у нее какая-нибудь тайная причина, чтобы подойти ко мне? Замышляет ли она какую-нибудь пакость? Что все-таки случится, если я позволю ей остаться? Может быть, что-то интересное или даже волнующее.
Не говоря уже о том, что мне очень хотелось расспросить ее кое о чем.
– Ладно, – согласился я. – Можешь остаться, но ненадолго.
– Спасибо, Руперт. – Она как будто не лукавила. – Ты настоящий джентльмен.