Во всяком случае, нам еще довольно повезло, что хоть это спасли.
К тому же большую часть времени на острове делить еду приходилось всего между четырьмя или пятью едоками. Да и рыбу мы едим, когда только можем. Так что запасы провизии мы растянули достаточно надолго. Ее хватит еще на несколько дней, если питаться экономно. Затем придется сконцентрироваться на рыбалке, охоте, поиске съедобных овощей и фруктов в джунглях и тому подобном.
С этим не будет больших проблем, разве что придется конкурировать с Уэзли и Тельмой. Пока они бродят где-то поблизости, пропитание вряд ли займет первое место в списке наших первоочередных задач.
Боже, какое пространное отступление! Кажется, я немного обалдел от того, что так много писал сегодня.
После того как мы доели ветчину, наступило время Инквизиции.
– Ты не хочешь рассказать нам, что случилось прошедшей ночью? – спросила Кимберли.
– Не особенно, – ответил я.
Видимо, мой ответ никого не позабавил.
Я тяжело вздохнул.
– И с чего же мне начать?
– Почему ты развязал ей руки?
Облегчение. Простой вопрос.
– Пришлось. Помнишь, ты развязывала ее, чтобы она могла сходить в туалет вчера вечером? Так вот, когда ты связывала ее после этого, то слишком туго затянула веревку. Она впилась ей в запястья.
Кимберли исподлобья взглянула на меня.
– Чушь.
– А вот и нет. Я проверил. Веревка была слишком перетянута.
– Только не после того, как я ее связала. Я была очень внимательна... – Она обвела взглядом Билли и Конни. – Кто-нибудь из вас перевязывал ее прошлой ночью?
Билли покачала головой.
– Если бы я и взялась за ту веревку, – пробурчала Конни, – то лишь для того, чтобы удушить ее.
– Возможно, Тельма сама затянула веревку, – предположила Билли. – Чтобы появилась причина попросить Рупа развязать ее.
– Как бы ей это удалось? – спросила Конни.
– Может, зубами? – произнесла Билли.
– Думаю, это вполне возможно, – согласилась Кимберли. Поморщив несколько секунд лоб, словно в раздумье, она прибавила: – Блин, это все так на нее похоже. Почти всегда она ведет себя, как слабоумная, но она умеет быть и хитрой. Невероятно хитрой. Во всяком случае, за ней это уже наблюдалось. Может, она в какой-то степени изменилась, но я в это мало верю. Подлецы всегда остаются подлецами.
– И что же такое она делала? – поинтересовался я. Меня не столько интересовали подлые поступки Тельмы, сколько хотелось отсрочить самую неприятную часть допроса.
– От пакостей она никогда не уставала. Но... однажды, когда она очень на меня разозлилась, она четвертовала свою собственную куклу Барби – отрезала ей руки, ноги и голову – и спрятала их под моим матрацем. А потом с невинным личиком ходила и всех расспрашивала. И у отца спросила, не видел ли он ее Барби. Когда кукла наконец обнаружилась, мне досталось по первое число.
– От матери? – спросила Билли.
Кимберли покачала головой.
– От отца. Это было после смерти матери и до того, как папа встретил тебя.
– Он тебя избил? – встрепенулся я. Неожиданно я почувствовал, что мне не хватает воздуха и сердце начало глухо стучать.
– Кто? – возмутилась Кимберли. – Отец?
– Ну да. Ты же сама сказал, что тебе досталось.
– Верно. – Вид у нее был явно обиженный. – Но он меня никогда и пальцем не тронул. Ты, наверное, пошутил. Чтобы папа?.. Он со мной провел воспитательную беседу. После которой я почувствовала себя подлее змеи. А я ведь и не прикасалась к той проклятой кукле. Вы бы видели тогда Тельму. Она так гордилась тем, что ей удалось всех провести, а на меня навлечь гнев отца.
– Ты с ней поквиталась? – оживился я. Кимберли как-то странно на меня посмотрела – словно заподозрила что-то неладное.
– Э, к чему ты клонишь?
Слова застревали в горле, но мне все же удалось выдавить их из себя.
– Она сказала, что ты часто ее била.
– Что?
– Что ты... ты всегда принуждала ее бороться с тобой. Бросала ее об пол и делала разные удушающие приемы... чтобы она кричала и молила о пощаде... и всякое такое.
Криво улыбнувшись, Кимберли покачала головой.
– Ей бы это очень понравилось.
– Ты никогда с ней не боролась?
– Она на пять лет старше меня. И всегда намного больше весила. К тому же у нее садистские наклонности. Я ни за что на свете не стала бы с ней бороться. Единственный раз, когда мы действительно с ней сцепились, я дернула ее за волосы, а она ткнула мне в руку карандашом. И он вонзился в меня. Пришлось ходить в больницу на уколы.
– А она говорила, что ты постоянно с ней боролась.
– Неужели?
– Ну да.
– Может, в какой-нибудь другой жизни... Меня так и подмывало продолжить и объяснить, что они делали это голыми и к ним присоединялся их отец – что поединки были чем-то вроде садистских сексуальных развлечений.
Но я уже понял, что Тельма, должно быть, придумала всю эту историю о борцовских сражениях.
– Значит, вы тут прошлой ночью обсуждали мои выдуманные поединки с Тельмой?