— Только сразу предупреждаю, — заявил истопник, — я сосед беспокойный, кашель меня бьет, а иной раз так посреди ночи петь захочется, что аж сил нет.
— Петь я и сам люблю, а кашель, кашель это ничего. Я тоже не без греха, иной раз такая икота нападает. Особенно неприятно, когда во время литургии. И воды глотнуть нельзя и сдерживаться никаких сил нет, — доверительно сообщил Филарет. — Как думаешь, бесы это меня мутят?
— Да не, — авторитетно сказал истопник, — желудочно-кишечный тракт это.
— Все шутишь, — весело спросил настоятель, — а я не обижаюсь.
— Правильно не обижаешься, на обиженных воду возят…
— …или уголь, — добавил настоятель.
— «Все шутишь», — передразнил его истопник и вдруг спохватился, — некогда мне с тобой тут, пора мне.
Отец Анатолий встал и направился к двери, ведущей во двор.
— И я с тобой, — попросился Филарет, — будем как нитка с иголкой — куда ты, туда и я. Вместе будем подвязываться.
— И в клозет со мной пойдешь? — спросил истопник.
Филарет засмеялся:
— Ну, если надо, могу и в клозет.
— Нет уж, увольте, там я как-нибудь сам справлюсь, — ответил истопник и вышел из котельной.
— Ты бы хоть умылся, — крикнул ему вслед настоятель, — а то всю братию мне распугаешь…
Небольшой корабль стоял возле пристани острова Холодный. Из его трубы валил дым, корабль готовился отплыть на материк. На самой пристани уже никого не было, последние пассажиры, в основном паломники, приезжавшие в монастырь, поднимались по трапу на борт.
Вдруг на косогоре появился отец Анатолий, он бежал вниз к пристани. На этот раз лицо его не было вымазано в угольной пыли. Столпившиеся на палубе корабля люди удивленно наблюдали за приближающимся старцем. Он вихрем пронесся мимо вахтенного матроса, который при входе на трап проверял наличие у пассажиров билетов и, поднявшись на корабль, быстро нашел на нижней палубе ту самую женщину, которая посетила его в этот же день с больным ребенком. Истопник схватил женщину за руку и потащил к трапу, женщина слабо сопротивлялась, одной рукой прижимая к себе мальчика, и только тихо просила:
— Не надо, пожалуйста, не надо.
Но истопник был непреклонен, он силой стащил женщину на пристань и тут же отдал приказ вахтенному матросу:
— Отшвартовывай!
Матрос повиновался, словно приказ был отдан капитаном судна. Он взошел на корабль, втащил трап и принялся выбирать швартовые концы. Через минуту пароход медленно отчалил от причала.
Во время отшвартовки корабля на глазах у всех пассажиров происходила следующая сцена между истопником и женщиной с ребенком.
— Ты что же это делаешь!? — кричал на женщину истопник, — Себя не жалко, так хоть дите пожалей! Калекой же будет…
— Не могу, я остаться, меня с работы выгонят. И так еле отпустили.
— Любишь свою работу?! — продолжал кричать старец.
— Люблю, очень люблю… — отвечала женщина.
— А кого больше любишь, сына или работу?!
Женщина ничего не ответила, только слезы потекли у нее из глаз.
Мальчик, который все это время находился на руках у матери и испуганно смотрел на кричащего истопника, тихо сказал:
— Не плачь, мама.
— Мы проект сдаем… Пол Кабэ на работе ночуют. А я тут на два дня застряла, — сквозь слезы сказала женщина.
— Никто у вас там не работает, трубу у вас с кипятком прорвало, всех на три дня за свой счет домой отправили, — сообщил истопник, — только меня зря на грех наводишь.
— Этого не может быть, зачем вы врете? У нас все трубы прошлым летом меняли, — обиженно сказала женщина.
— Я вру?! — вспылил истопник, — Ну, и плыви отсюда, если не веришь. Когда узнаешь, поздно будет…
И он пошел прочь от пристани. Начал подниматься по косогору, но только лицо его вдруг стало абсолютно спокойным и даже веселым, как у человека выполнившего свой долг.
Женщина с ребенком осталась стоять на пристани, когда она повернулась, чтобы вернуться обратно на корабль, он был уже довольно далеко от пристани. Тогда женщина подошла к будке кассы, в которой продавали билеты на корабли, курсирующие между островом и материком, спросила:
— Когда следующий пароход?
— Завтра вечером, — ответила кассирша.
Женщина отошла от кассы и зарыдала.
Поздним вечером в котельной старец Анатолий и настоятель монастыря Филарет готовились лечь спать. Филарет расстелил на куче угля стеганное одеяло. Истопник подкидывал уголь в печь, захлопнув затвор печи, он посмотрел на настоятеля, который снимал с ног начищенные до блеска хромовые сапоги, сидя на одеяле, которое заменяло ему матрац.