"Окрошка на пепси-коле?"
Появился давно знакомый Мамонту гонконгский бренди, больше похожий на грузинскую чачу, бутерброды с чесноком.
Сзади говорили все громче.
— Обычно в армии все наоборот делается, — вещал Пенелоп. На его буром лице теперь появились глубокие морщины, еще больше выступили каменные скулы и толще стали линзы в очках, зеленоватого бутылочного цвета. За этими стеклами неестественно беспомощно моргали увеличенные глаза в красных прожилках, и только по-прежнему уверенно и зычно звучал пенелопов голос: — В армии все не так. Человек у моря жил- вырос, или, скажем, в мореходке учился- его куда-нибудь в пустыню, в погранвойска. Лесного человека- в горы, горного- в тайгу. Считай, тебе повезло- во флот… Да еще и сразу предупредили. Обычно скрывают, молчат.
Чукигек сидел в позе горбуна, сильно ссутулившись и положив на колени, сцепленные в один кулак, руки. Совсем незнакомый крепкий парень, неузнаваемый без очков.
— В Северный флот, сказали, — заговорил он. — Зимы забыл совсем… Какой сейчас месяц? Прямо сейчас холодно стало. Вот и опять зиму увижу.
— А я зимами не грустил, — сказал Демьяныч. — В старости время быстрее бежит, и лето чаще бывает, и зимы короче. Видно, что ты молодым оттуда ушел.
— Подписку с нас взяли, чтобы никому не говорили о том, что здесь было, — опять заговорил Чукигек. — Не знаю, кто как, а я доживу… До того времени, когда уже никого в живых не останется. Ни тех, кто подписку эту брал, ни тех, кто ее давал… Вас, значит. Может даже книгу об этом напишу. Мемуар какой-нибудь. Конечно, долго ждать придется.
"Ты сможешь, — мысленно сказал Мамонт, — есть у тебя такое… Раньше было слово "задатки".
— Потерпи еще лет сорок — будешь еще стариком, — пробормотал он.
— Ничего, я тоже когда-то думал, что до старости далеко, еще поживу, а сейчас гляжу назад, а вроде никакой жизни и не было, — говорил Демьяныч. Все это время выражение в его глазах не менялось, он будто постоянно прислушивался к боли внутри себя.
— Молодость быстро проходит, старость проходит еще быстрее, — сказал кто-то.
— А таким износившимся как я на земле не место, — все дребезжал Демьяныч. — таких на земле уже не держат. Наверху списывают и выбрасывают на помойку. Какую-то свою, только им ведомую.
"Если душа действительно попадает в потусторонний мир, — подумал Мамонт, — то первым ощущением должно быть ощущение собственной беспомощности, как в детстве. С годами внушаем себе, что мы сильны и значительны, что мы все можем, приходит какая-то нелепая уверенность в себе. Все это, конечно, иллюзия, глупость это."
— Ты молодой, — как будто с обидой бормотал Демьяныч. — Вся жизнь впереди. Ума только не достает.
— Гляди, с рюмки пива старик окосел.
— Бате больше не наливать, — распорядился Пенелоп. — Какой из него теперь алкоголик. Теперь у него колеса вместо водки. Лекарства. Да он не слышит ничего. Глухой, как пень.
Все, только что отводившие глаза, сейчас забыли о Мамонте, галдели все громче:
— …План на рыбу повысили, а где она, рыба? Все вычерпали, все распугали. Рядом с землечерпалкой ходим. На материке с нас смеются.
— Мы теперь народ подневольный, под начальством живем. Белые негры.
— Он весь остров перепахать решил. Это директор наш, Петровский- фамилия… — решил кто-то пояснить Мамонту.
— Я тоже одного Пиотровского знал, — солидным голосом начал Мамонт. — Директора Эрмитажа.
— У меня в деревне друг был, — тут же перебил его другой незнакомый. — Этот мог водку, не глотая, пить. Эдак раскрутит бутылку и льет в горло, как в воронку прям. Так и звали его- Волчье Горло.
— Жаль, Козюльского нет, — твердил Пенелоп. — Рассказал бы что-нибудь.
"Ну что, как будто за это и воевали- чтобы хозяйничать в этой чайной, чтобы здесь боялись. Боялись отсюда выгнать. Итак, все съедено-выпито. Что дальше? — Мамонт медленно, чтобы заметили, поднялся и пошел. Никто его не остановил. — А ты что хотел?"
"Увеселительная прогулка. И деньги пропил. Сходил, повеселился… Козлы! Козлы в общей упряжке, и я пристроиться решил — где-то сбоку, пристяжным… — Он остановился перед какой-то странной кочкой, вызывающей непонятное удивление. — Мина, — наконец, понял он. — Что-то задумался я. Не удалась пьянка."
Внезапно он понял, что приходил в эту чайную за утешением. Искал его везде, ходил кругами по лесу, где его и быть не могло, потом решился на эту вот встречу.
"Чаю так и не досталось… Ну и живите как хотите. Говну хуже не станет. Оно уже говно."