— Как вы все это едите? — крикнул он, обращаясь к одному из местных жителей.
— Что? — переспросил тот, наклонив набок голову, как будто не расслышал вопроса.
— Там, где я вырос, омаров нет.
— Нет омаров? — повторил парень, словно опять не расслышал.
— Да. В Бруклине. Это в Америке. Вам стоит там побывать. В любом случае, я не умею их есть. — Громкий гнусавый голос Уопнера эхом отражался от стен павильона. — Я хочу понять, как открыть панцирь.
— Да ты сядь на него, можешь еще попрыгать, — с самым серьезным лицом ответил насмешник.
Ответом ему был взрыв смеха.
— Прямо обхохочешься, — обиделся Уопнер.
— Ну ладно, — добродушно проговорил парень. — Тебе нужны щипцы.
— У меня есть, — сказал Уопнер и полез в карман, одновременно с энтузиазмом размахивая полной тарелкой перед носом собеседника.
Зрители встретили его слова новым взрывом смеха.
— Специальные щипцы, чтобы сломать панцирь, понимаешь? — сказал рыбак. — Или молоток.
Он показал ему свой корабельный молоток, покрытый соком омаров, кусочками розовой скорлупы и соусом.
— Использовать грязный молоток? — вскричал Уопнер. — Город, где царит гепатит, мы идем к тебе.
Хэтч решил, что пора вмешаться.
— Я ему помогу, — сказал он, и парень, качая головой, отошел в сторону.
Он отвел Уопнера к одному из столов, усадил и прочитал короткую лекцию о том, как следует обращаться с омарами: как открыть панцирь, что можно есть, а что нет. Затем он отошел, чтобы взять себе порцию, но по дороге остановился налить пинту пива из большого бочонка. Пиво из маленькой пивоварни в Камдене оказалось холодным и хмельным. Он быстро осушил кружку и почувствовал, что напряжение начало немного отпускать. Тогда он снова наполнил кружку и встал в очередь за омарами.
Омары и кукурузу готовили на морских водорослях, уложенных на горящие дубовые поленья, и в воздух поднимался восхитительный аромат. Вокруг суетились три повара, они проверяли костры и выкладывали готовых омаров на бумажные тарелки.
— Доктор Хэтч!
Хэтч повернулся и увидел Дорис Боудич в великолепной новой юбке, которая, точно парашют, колыхалась вокруг нее.
Ее муж стоял рядом, маленький, загорелый и молчаливый.
— Как вам дом?
— Чудесно, — искренне ответил Хэтч. — Спасибо за то, что настроили пианино.
— Не стоит. С электричеством и водой никаких проблем, надеюсь? Хорошо. Послушайте, вы не подумали над предложением той милой пары из Манчестера, о которой я вам говорила.
— Подумал, — быстро ответил Хэтч, который уже был готов. — Дом не продается.
— О! — пробормотала Дорис, не в силах скрыть разочарование. — Они так рассчитывали…
— Послушайте, Дорис, я вырос в этом доме, — мягко, но твердо напомнил ей Малин.
Она вздрогнула, словно только сейчас вспомнила обстоятельства детства Хэтча и то, как он покинул город.
— Разумеется, — проговорила она, попыталась улыбнуться и положила руку ему на плечо. — Я все понимаю. Очень трудно отказаться от семейного гнезда. Мы больше не будем об этом говорить. — Она чуть сжала его плечо. — До поры до времени.
Очередь Хэтча подошла, и он принялся разглядывать огромные, окутанные паром кучи водорослей. Ближайший к нему повар разворошил их, демонстрируя ряд красных омаров, початки кукурузы и несколько яиц. Он вытащил одно яйцо рукой в перчатке, разрезал его ножом на две части и заглянул внутрь, проверяя, сварилось ли оно вкрутую. Таким способом они определяли, готовы ли омары.
— Великолепно! — объявил повар, чей голос показался Хэтчу знакомым.
В следующее мгновение Малин узнал своего одноклассника Донни Труитта и напрягся.
— Глядите-ка, кажется, это Малли Хэтч! — вскричал Труитт, который тоже его узнал. — А я-то все думал, когда тебя увижу. Ну, черт подери, как у тебя дела?
— Донни, — так же громко вскричал Хэтч и схватил его за руку. — Я неплохо. А ты?
— Тоже. Четверо детей. Ищу новую работу с тех пор, как обанкротился «Мартин Марин».
— Четверо детей? — присвистнул Хэтч. — А ты времени зря не терял.
— Уж это точно. Дважды в разводе. Слушай, а тебя охомутали?
— Нет еще, — ответил Хэтч.
Донни фыркнул.
— Клэр видел?
— Нет.
Неожиданно Хэтч почувствовал раздражение.
Пока Донни укладывал омара в его тарелку, Хэтч разглядывал своего старого приятеля. Он растолстел, стал немного медлительным, но в остальном был таким же, как двадцать пять лет назад. Болтун, не слишком умный, зато добрый.