Орсон невесело усмехнулся, опустив взгляд.
— Я просто был умнее и тщательно скрывал свои желания. Меня пороли и за меньшее. Так что мальчик вырос и завел себе не лот-кота, а целого человека.
Джин промолчала, разливая суп по деревянным мискам. Будь у нее такая же власть, такое же положение, как у Кренника, смогла бы она позволить себе подобную мерзость?
***
Джин остановилась под деревом, поправив лямки самодельного рюкзака. Орсон, неутомимо шедший впереди, оглянулся, приподняв брови в удивлении:
— Мне казалось, ты способна на большее.
— А мне казалось — мы не на соревнованиях, — язвительно откликнулась Джин. — Мы в пути второй день. Скоро стемнеет, надо разбить лагерь, и не факт, что нам попадется такое же спокойное и относительно сухое место.
Кренник не стал спорить. Он мог не подавать вида, но путешествие по джунглям и высматривание опасностей, могущих грозить двум практически беззащитным путникам, его изрядно утомило. Плечо разламывалось от тупой боли — сырость и прохлада беспокоили его больше, чем Орсону хотелось признать. Поэтому они устроили небольшой лагерь под раскидистыми ветвями огромного дерева, чьи лианы спускались практически до самой земли, образуя естественный полог-купол. Внутри этого природного шатра действительно было сухо, а к странным запахам они давно уже привыкли, целый день продираясь сквозь заболоченный лес.
Джин развела маленький бездымный костер, на котором они приготовили и съели пару небольших птиц, что успели поймать по дороге. Девушка называла их «куропатками» за неповоротливость и просто феноменальную тупость, благодаря которой у путешественников всегда было вкусное и сочное свежее мясо.
Это был очень тихий вечер — Орсон и Джин слишком устали для праздных разговоров. К тому же, звуки голосов могли привлечь хищников.
— Я первая на страже, — бескомпромиссно заявила Эрсо, требовательно протягивая ладонь. Кренник молча передал ей бластер и вибронож. Сам он устроился у самого ствола дерева, подложив под голову свернутый китель и укрывшись войлочным пледом. Он выглядел уставшим и каким-то неприятно собранным, словно взведенная и готовая к пуску пружина. Джин вдруг подумала, что ей больше нравился другой Орсон. Тот, кто весело улыбался и мастерил свои удочки на берегу океана. Освещенный ярким солнцем, загорелый, пахнущий солью и рыбой. Кренник-военный был замкнутым, настороженным и слишком сильно напоминал ей диверсантов из группы Со Герреры.
Джин погасила небольшой костерок, оставив лишь жарко рдеющие угли. В багровых отсветах по их «шатру» гуляли странные, гротескные тени, однако снаружи было тихо. Слишком тихо, как показалось встревоженной Джин. Она даже пару раз выходила, чтобы обойти дерево по периметру. Ночные голоса джунглей вечным фоновым шумом окружали крошечный лагерь.
Вернувшись, девушка поворошила угли и в проснувшихся язычках пламени вдруг увидела, как напротив через костер за ней наблюдает Со Геррера. Джин вздрогнула и схватилась за бластер, переместив кобуру удобнее к руке.
— Так-то ты меня встречаешь, Звездочка, — отрывисто бросил Со, криво усмехнувшись.
— Тебя здесь быть не должно. — Джин оглянулась на Кренника, но адмирал спал, утомленный долгим дневным переходом. — Ты умер на Джеде!
— Ах, Джин… Ты же знаешь: наше дело не умрет. Никогда.
Он говорил как Со. Выглядел как Со. И даже его взгляд — именно такой, как помнила Джин. Так какого криффа здесь происходит? Она повела носом — показалось, будто запах, витавший у самых корней дерева, стал гуще, насыщеннее. Он заползал в глотку, чувствовался на языке, щипал глаза. Настороженно, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не выпустить странного, невозможного визитера из виду, Джин моргнула и протерла глаза. Геррера зло усмехнулся:
— Говоришь, меня здесь быть не должно? Что же ты, Джин? — Со снял маску респиратора с нагрудной пластины своего доспеха и глубоко затянулся лекарственным составом. — Это место — для тебя? Вот здесь, с ним?
Калека сделал рваный, брезгливый жест в сторону спящего Кренника.
— Пожалела его. Солгала. Я ведь тебя знаю. Ты можешь идти на марше и днем и ночью. Я научил тебя этому.
Манера Со Герреры говорить отрывистыми фразами была неповторима. Но Джин помнила также, что этот человек погиб в песках Джеды. Она пьяно мотнула головой, чтобы прояснить зрение. Фигура Со слегка оплывала по краям, будто плохая голограмма. И только голос звучал ясно, словно ожившая совесть Джин Эрсо. Она молчала, потому что знала — Со был прав. Благодаря его наставлениям она стала той, кем была — сильной, независимой, жестокой. Живой.