— Я сказал: раньше. Его демонтируют первым.
Речь адмирала стала отрывистой, сухой и если раньше он весьма охотно пояснял для спутницы технические моменты, то с недавнего времени предпочитал больше молчать. Джин, идущая следом, видела, что он все чаще тянется к плечу и в какой-то момент, сдавшись, объявил привал. Выбрав небольшую, явно бывшую раньше технической, подсобку, они принялись устраиваться на отдых. Здесь было не так ветрено, как у самой шахты, но все равно холодно. В мрачном молчании перекусив безвкусными галетами и запив их водой, путники пытались согреться под своими пледами. Вдруг Орсон тихо сказал, не глядя на Джин:
— Ты была права. Я не в той физической форме, чтобы обеспечить тебе защиту в этом походе.
Джин изумленно уставилась на имперца, и он криво усмехнулся в ответ, неожиданно добавив:
— Ты совсем не похожа на Галена.
— Это разочарование? — Осторожно спросила Джин, привыкшая к остротам, которые Кренник частенько отпускал по поводу ее интеллекта. Но в этот раз он только печально покачал головой:
— Считай это комплиментом. С ним было сложно, но Гален не был авантюристом. Я никогда еще так не уставал, просто заботясь о ком-то.
— А моя мать?
— Лира тоже всегда знала, чего именно хочет. Ты совершенно уникальна, Джин Эрсо.
— Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Тем более, ты. — Джин подняла на него злобный взгляд, желая уязвить, но спустя пару минут молчания просто перетащила свои пожитки поближе и устроилась рядом.
— Чтобы согреться, — пояснила она. От Кренника действительно исходило необъяснимо уютное тепло. — Мы ничего не найдем, да? Этот поход затеян нами напрасно.
Джин прижалась виском к его плечу, не желая видеть ответ в лице мужчины. Орсон неожиданно привлек ее ближе, обнимая, а она не стала сбрасывать наглую руку. С ним хорошо молчалось, было тепло и клонило в сон. Уже сквозь мягкую сонную негу Джин услышала его низкий голос:
— Все хотят, чтобы о них заботились. Решали их проблемы, защищали.
— Что, даже ты этого хочешь? — Пробормотала Джин, удобнее устраиваясь в его объятиях.
— Это нормально, — шепнул ей Орсон, улыбаясь.
К тому времени, как они добрались до уровня, на котором располагались бывшие когда-то жилыми блоки для персонала станции, прошло больше суток. Орсон и Джин чувствовали, как постоянное ожидание опасности подтачивает их силы. Необходимость все время быть настороже изматывала сильнее, чем пугающие темнотой и пустотой лабиринты коридоров, затхлые склепы оставленных кают. Оставленных разумными существами, но не вездесущими ядовитыми тварями, которые успели основать целые колонии в заброшенных залах. Один из таких огромных «муравейников», кишащих токсичными насекомыми, им пришлось обходить стороной, что стоило путешественникам лишних шести часов блужданий по опасной территории. Металлическое покрытие пола местами было сильно изъедено ржавчиной, превратившись в нечто, напоминающее тонкую корку льда над провалом на нижний ярус базы.
Припасы неотвратимо таяли. На очередном привале Орсон сделал неутешительный вывод — еды едва хватало на то, чтобы вернуться домой, а предстояло подняться еще минимум на три яруса! Он посмотрел на измученную бесплодными поисками Джин — девушка выглядела бледной и отчаявшейся. Единственной ее находкой в жилом корпусе станции стал старый дневник, видимо, выпавший из контейнера при переноске. Орсон не стал убеждать ее в бесполезности этой вещи — девушка явно нуждалась хоть в каком-то развлечении и теперь с интересом осторожно перелистывала хрупкие страницы.
— Надо же, как старомодно — писать на бумаге, — протянула она хрипло, устало склонив голову на плечо сидевшего рядом Орсона. Он заглянул в раскрытую книгу и был вынужден согласиться:
— Абсолютно непрактично. Чернила выцветают, слова стираются, рисунки расплываются…
— Ты можешь понять, что здесь написано?
Орсону невольно польстило то, что Джин считает его экспертом хоть в чем-то. Он прищурился, пытаясь разобрать практически нечитаемый текст и через пару минут с удивлением заметил:
— Родианский. Старый диалект, использовавшийся еще до Раскола. Вот, видишь, апостроф? Теперь родианцы используют диграф из общего ауребеша даже в национальной письменности.
— Когда случился Раскол? — Джин удобнее устроилась, привалившись к теплому боку имперца, внезапно остро ощущая его особый, мужской запах. В последнее время она вообще стала крайне чувствительна к ароматам и многие из них вызывали в ней тошноту. Но вот Орсон… От него пахло чем-то неуловимо приятным, чем-то, что напоминало о белом песке на пляже и золотом свете солнца.