— Ты рехнулся? Какого криффа, Кренник?!
Девушка взбешенно зашипела, рванувшись из его рук, но услышала лишь предельно спокойный, ровный ответ:
— Мне надо уйти ненадолго, и я должен быть уверен, что за время моего отсутствия ты не наделаешь глупостей, о которых потом будешь жалеть. Подумай обо всем и просто прими то, что случилось.
Бережно уложив беспомощную Джин на ложе из пледов, он направился к выходу из «гнезда», когда его догнал звенящий злобой голос девчонки:
— Мой отец никогда бы не смог полюбить тебя, сволочь! Потому что даже в камне сочувствия и понимания больше, чем в тебе!
Кренник даже не обернулся, исчезнув в вечерних сумерках. Джин опустила голову и тихо заплакала от отчаяния и нежелания смиряться с внезапной ловушкой, в которую угодила по собственной глупости. Она не хотела признаться себе, что банально боится перемен. Она никогда не видела себя в роли матери, не знала — каково это, не понимала и не хотела принимать то, что совсем скоро жизнь ее изменится кардинально. Тело приспособиться к растущей внутри жизни, а Джин даже не будет знать — все ли в порядке. Не сможет распознать беду.
Однако главный ее страх был в другом: взять на руки ребенка и понять, что она ничего к нему не испытывает. Совсем ничего.
Слезы давно высохли, а снаружи окончательно стемнело. Вдалеке слышался вой и рявканье вышедших на охоту хищников, выслеживающих добычу. С легким шелестом пошел дождь — в преддверии холодного сезона они стали идти все чаще… Вернулся Орсон. Не глядя на связанную девушку, прошел к столику и вывалил на него содержимое матерчатой сумки — поздние фрукты.
— О, только не говори, что битый час бродил по лесу в поисках этого витаминного дерьма только потому, что беременным самкам человека такое полезно! — Язвительно процедила Джин. Он не ответил, занимаясь своими делами.
— Развяжи меня, — через некоторое время, не выдержав мрачного молчания, попросила Джин. — Клянусь, я обо всем подумала и не буду пытаться нанести себе вред.
Орсон впервые поднял на нее глаза и не нашел возражений. Едва освободившись, Джин вернула ему пощечину, выплюнув:
— Криффов ублюдок!
— К твоим услугам, — безэмоционально ответил Орсон и отошел на свою половину комнаты. Волосы его были все еще влажными от дождя. Он укрылся одеялом и отвернулся к стене, но Джин уже достаточно знала этого человека, чтобы не обмануться. Помолчав немного, она спросила:
— Зачем ты сделал это с собой?
Некоторое время Орсон просто тихо лежал, согреваясь, размеренно и спокойно дыша и Джин подумала, что он так ничего и не ответит, но он снова смог удивить ее.
— Я был молод, не воздержан в связях и никогда не хотел обязательств, связанных с семьей, а такой способ гарантировал отсутствие детей раз и навсегда.
— Но почему?
— Нет ничего хуже, чем никому не нужные дети. — В голосе Кренника впервые за весь вечер зазвучала неподдельная, настоящая боль. — Карьера значила для меня больше мимолетных привязанностей, а потом был Гален.
— Знаешь, ты, пожалуй, прав. Некоторым людям лучше не размножаться. — Едко сказала Джин. Его плечи слабо дрогнули, но девушка не ощутила удовольствия от того, что смогла-таки задеть имперца. Только отупляющий страх и неуверенность.
***
Их отношения напоминали причудливый танец, в котором схема «шаг вперед — два назад» полностью описывала происходящее. Орсон теперь почти все время посвящал рыбалке и охоте в надежде сохранить их рацион более богатым. При помощи дневника им удалось выяснить, что мясо, завернутое в листья определенного растения, хранится дольше благодаря природным консервантам. Все чаще погода портилась, но первая половина дня еще радовала ярким солнцем.
Джин ходила к океану вместе с Орсоном. Глядя на то, как он проверяет снасти и ловушки для рыбы и моллюсков в неглубокой заводи, она думала над его словами. Он обещал заботиться о ребенке, как о своем собственном и Джин никак не могла понять, чем именно было вызвано это решение адмирала: его сожалением о своих ошибках или же обещанием, данным когда-то Галену.
Орсон стал более внимательным к ней, выгонял из воды тогда, когда Джин уставала от своих тренировок, которые не собиралась прекращать. Эта неловкая, грубоватая забота свидетельствовала о том, что Кренник крайне серьезно настроен выполнять свои новые обязательства.
Джин не привыкла к такому обращению. Ее раздражали попытки как-то влиять на нее, ограничивать ее свободу и она яростно спорила с ним, доказывая, что в ее состоянии, как она слышала, активная деятельность только полезнее трусливого бездействия в «гнезде».