Он был суровым, жестким человеком. Часто — ворчливым и даже занудным. У Джин было в запасе время, чтобы узнать его лучше. Целых полгода, прежде чем их маленькая и неправильная команда пополнится еще одним членом.
Когда пришел холодный сезон и воздух перестал прогреваться выше десяти-пятнадцати градусов, Джин была, в основном, занята перешивкой одежды для себя и для единственного охотника их «племени». И никто не сказал бы, что Орсон Кренник не справляется со своими обязанностями, хотя день ото дня это становилось труднее: птицы мигрировали с острова, вероятно, на другой архипелаг и адмиралу приходилось выслеживать более крупную и опасную добычу. Это был местный аналог диких кабанов — основа рациона гигантских кошек. С наступлением холодов хищники уже не всегда придерживались ночного образа жизни и Кренник серьезно рисковал, конкурируя с ними. Однажды Джин даже пришлось зашивать ему распоротое бедро и вдвойне обидно было то, что добыча досталась не людям.
Джин совершенно запуталась в том, что же она чувствует к этому человеку!
В первое время после обнаружения своего интересного положения Джин была постоянно зла на него. Язвила, пыталась задеть, но все ее выпады разбивались о его зрелое спокойствие и терпение. И в какой-то момент она поняла, что смирилась. Действительно приняла данность и уже не противилась мысли о материнстве. Все чаще она думала о своем спутнике без злобы и агрессии. Так кем же он был для нее? Врагом? Союзником? Все эти категории остались в прошлом, как и вся их прежняя жизнь, а новая диктовала свои законы выживания. Может, любовником? Несомненно, они провели еще не одну ночь вместе, наслаждаясь близостью и вспышками потрясающего удовольствия… Но так ни разу и не сказали друг другу ни слова о любви.
И все чаще деля одно ложе на двоих, Джин искала не только тепла, спасаясь от царившей в их убежище прохлады. Его руки, обнимающие ее округлившуюся талию, были добрыми и надежными. То, чего так долго лишена была в своей жизни Джин. Его голос успокаивал, а запах по-прежнему ощущался ею как нечто крайне возбуждающее…
Прижимаясь к мужчине в темноте древесного «гнезда», уютно сопя ему в шею, Джин ощущала сокрушающую благодарность. И однажды, чувствуя, как в ее чреве толкается дитя, она взяла ладонь Орсона и позволила ему разделить с ней эти удивление и восторг. Затаив дыхание, он поглаживал шершавыми, мозолистыми пальцами ее кожу, ощущая мягкую вибрацию новой жизни. Джин даже показалось, что суровое, обветренное лицо Кренника помолодело.
Возможно, всему виной были гормоны, но яростный, дикий нрав Джин постепенно смягчался. Она вспоминала их давний разговор о выборе и в какой-то момент поняла, что с тех пор изменилась как она сама, так и многие ее взгляды на жизнь. И дело было даже не в том, что Орсон Кренник — единственный мужчина на планете. Она выбрала его не под давлением обстоятельств, а потому что… Просто потому, что это был Орсон.
Их разговоры по-прежнему изобиловали колкостями и остротами, но воспринимались уже иначе. Время и общее дело примирили бывших врагов, сгладили острые углы. Они научились жить вместе и вместе ожидали главного события в их одиноких прежде жизнях.
Это случилось на исходе холодного сезона, когда тепло и влажность вернулись в джунгли, в лесах вновь гнездились птицы, а у берегов появились косяки жирной рыбы. Джин напрягала все свои силы, упираясь затылком в древесную стену убежища и смаргивая соленый пот.
— Почему к этому процессу не прилагается инструкций? — Зло рычала она и Орсон, оставаясь возмутительно спокойным, ответил:
— Предполагается, что это таинство передается от женщины к женщине.
— И благодаря кому я лишена сакрального знания? — В перерывах между схватками возмущенно выпалила Джин.
— Заткнись, Эрсо! Сосредоточься. — Впервые повысил голос Кренник. — И постарайся не сдохнуть, чтобы у твоего ребенка мать была!
Спустя несколько наполненных муками минут Джин приняла от Орсона свою малышку и никаких инструкций ей не потребовалось, чтобы понять, что нужно делать с ребенком. Она боялась и сомневалась напрасно — любовь к новорожденной девочке оказалась чем-то настолько естественным, что не требовало активации или прочих ухищрений. Наблюдая за тем, как уставшая малышка спит в ее объятиях, Джин чувствовала, как утихает боль ее тела, становится чем-то абсолютно несущественным по сравнению с тем, что она испытывала сейчас.
— Как назовешь ее? — Спросил Орсон, убирая в аптечку инструменты и перевязочные материалы, к счастью, не пригодившиеся. Джин задумчиво смотрела на него: адмирал казался невозмутимым, но она уже достаточно его знала, чтобы понять — это только маска. На самом деле он был взволнован не меньше, чем сама Джин, просто лучше это скрывал.