ённой с собой бейсбольной битой (Афоня), вышли за ним. Постояв на крыльце и понаблюдав за окрестностями, ребята сошли с него и, тихо переговариваясь между собой, направились все вместе к пристани. День стоял солнечный, жаркий, такая погода располагала к отдыху и купа-нию в бухте, но никак не к задуманному ребятами мероприятию. Какой уж тут отдых, если ты, кажется, всеми фибрами души ощущаешь нависшую над тобой невидимую опасность. Идя теперь по тропинке, ведущей к пристани, ребята то и дело оглядывались по сторонам, готовые в случае опасности бе-жать домой. Но всё было спокойно, ни поблизости, ни в отдалении не было замечено ни одного даже самого захудалого пса, и ребята без особых задер-жек подошли к пристани. Выйдя на пристань, Николай, Фёдор и Афанасий подошли к лежавшим на досках обрывкам швартов и внимательно осмотрели их. С первого же взг-ляда было ясно, что над верёвками потрудились собаки: на обрывках были характерные рваные следы. Поняв это, Николай задумчиво поднялся с корточек и молча сделал рукой знак: «Уходим!» Домой ребята возвращались как никогда мрачные. Зайдя в дом и расс-казав предварительно девушкам о результатах своей вылазки, они занялись дальнейшей работой по укреплению «обороны» дома. Девушки – от нечего делать – стали помогать им. Так они провозились до самого вечера. Вечером, перел самым сном, они немного посидели на закрытом со всех сторон маленьком заднем дворике, и тут впервые Николай высказал одно очень интересное предноложение. - Скажите, ребята, - спросил он друзей. – Могут ли собаки быть насто-лько разумными, чтобы иметь представление о швартовах? Об их назначении хотя бы?.. - Нет, - ответил Фёдор, - не могут. Собаки есть собаки, какими бы умны-ми-разумными оии ни казались. - Это невозможно, - поддержал Фёдора Афоня. – Собакм могут грызть верёвки... и мы с вами это видели... но только потому, что это им н р а в и т- с я. У меня – продолжал он далее, - в детстве был один такой... кобелёк без роду-породы. В с ё грыз, даже когда стал беззубым стариком. Рефлекс. Так, наверное, и здесь... - Скажи, Афонь, а вы не пробовали отучить его от этого? – спросила цы-гана Надя. - Не-а, не пробовали, - мотнул головой Афоня. - Почему? - Да просто потому, что это был беспород, - ответил Афоня. – Ну кто в здравом уме и трезвой памяти попрётся в цыганский табор, который сегодня здесь, а завтра там, лечить какую-то беспородную собаку? Это же не лошадь... Вот лошадей – да, лошадей лечим. А собак, да ещё беспородных... – тут Афоня махнул рукой и закончил. – Но если собака породистая, то её тоже лечим. Особенно если собака оленогонная и, стало быть, может помочь и в выпаее лошадей. Ну, а с простыми собаками, да ещё с проблемами поведе-ния, у нас разговор короткий – раз-два и – всё, в расход. - В раскод? – не поняла Надя. – А как это?... - Ну, то есть, мы своих собак убиваем, - пояснил Афоня. – Не всех, коне-чно, но... случается. Снова молчание. - Так вот, - видя, что никто больше не желает высказаться, снова завладел вниманием ребят Николай. – Мне кажется, что собаки на этом острове всё-таки р а з у м н ы. Это доказывается тем, что они увели самолёт. Звучит как фраза из какой-нибудь фантастики, не правда ли? – тут Николай усмехнлуся и продолжал. - Что-то дядя с ними сделал такое... Конечно, не он один, он был всего лишь зоопсихологом, а тут надо, по-моему, ещё генетику применять. Короче, их было здесь человек пятнадцать минимум... - Может статься, что собаки не успокоются, пока не уничтожат нас, - зло пробурчал Фёдор. – Если это так, то... – и он сделал руками жест, будто сни-мает себе голову. - Вот попали, так попали! – воскликнула молчаашая до сих пор Маша. – Что же мы теперь делать-то будем?! - Поздно уже, - вместо ответа проговорил Николай. – Предлагаю лечь спать. А завтра утром посмотрим, что можно сделать. Все согласилсь с Николаем и разошлись по своим комнатам. Ночью Фёдор проснулся оттого, что захотел пить. Поднявшись и выйдя на кухню, он открыл холодильник, вынул оттуда жестянку апельсинада и, повернувшись к окну, увидел, что возле него, опёршись руками на подоконник, стоит Надя. Девушка неподвижно стояла спиной к Фёдору и смотрела в окно, за которым в небе стояла ущербная наполовину луна. Не придав этому «стоянию Зои» ровно никакого значения, Федор с гром-ким щелчком открыл апельсинад и отхлебнул из жестянки. И тут он увидел, что Надя повернулась и как-то по-особому - скрестным шагом – медленно направилась к нему. Подойдя к Фёдору, она, ни слова не говоря, обняла его и потянулась губами за поцелуем. Отказать этой нахалке было выше сил, и Фёдор, поставив на верх холодильника жестянку и обняв в ответ возлюбленную, впился губами в её губы. Время для них остановилось... За окном по-прежнему светила ущербная луна, где-то в ночи слышались сонные крики попугаев, за «стенами» бухты шумел прибой, но двое слившихся в поцелуе молодых людей ничего этого не видели и не чувствовали. Так, слившись в поцелуе, они простояли довольно долго. Наконец Надя, отпрянув от губ Фёдора и легонько оттолкнув его от себя, тихо сказала: - Уходи. - Но... Надя... Почему?.. - Федор, кажется, был сейчас готов на всё ради продолжения «ночи любви». - Так н а д о, - отвернувшись от Федора и снова подходя к окну, голо-сом подчеркнула последнее слово Надя. - Послушай, Надь, - видя, что девчонка не хочет с ним больше якшать-ся, с угрозой в голосе произнёс Фёдор. – А если я тебя сейчас силой возьму? - Ну, что ж, - не оборачиваясь и ни на йоту не сдвинувшись с места, от-ветила Надя. – Это будет о-о-очень весело. Но... я бы не советовала тебе при-касаться к оборотню. Вернее, к о б о р о т к е. - Чем же ты докажешь существование этих самых... обороток? – насмеш-ливым голосом, в котором, однако, чувствовались нотки затаённого страха, спросил Фёдор. - Эта оборотка стоит сейчас перед тобой, - с уже начавшим пробиваться раздражением произнесла Надя, - а ты... Неужели не бачишь? - Не-а, - по-прежнему насмешливо ответил Фёдор. – Не бачу. - Ну так смотри! – Надя повернулась к Фёдору лицом, и тот увидел, что её тёмно-карие до этого глаза налились какой-то неестественной для человека желтизной, края глазных яблок исчезли, а зрачки превратилсь в узкие черные щелки. Прямо на глазах у Фёдора эти щелки медленно расши-рились, заполняя почти всё пространство глаз, как бывает у собак, кошек, и некоторых других животных, когда они находятся в темноте. Ещё несколько кратких мгновений, и глаза Нади стали обычными тёмно-карими. - Господи, Надя!... – с ужасом глядя на возлюбленную, проговорил Фё-дор. – Ч т о э т о?!... - Не знаю, - мгновенно поняв, что Фёдор спрашивает про глаза, и вздох-нув, пожала плечами Надя. – Я и сама удивилась, когда впервые заметила э т о... А теперь уходи, – и Надя снова повернулась к окну. Фёдор больше не спорил. Он подошел к двери, открыл её и шагнул за порог. * * * Назаавтра утром Надя и Афоня напекли оладьев и, сев на знакомом уже нашим читателям маленьком заднем дворике, начали трапезу. Солнце посте-пенно поднялось выше, но на закрытом со всех сторон дворике царила при-ятная после вчерашней жары прохлада. Было семь часов утра. Когда на большой цветистой тарелке остался последний оладик, в него одновременно вонзились две вилки. - Я хочу есть, - нахмурясь, коротко произнесла Надя. - Ну, что ж, - сказал Афоня, вынимая из оладика свою вилку.и кладя её на стол. – Кушай, милая. Тут во дворе появились братья – Николай и Фёдор. Николай нес с собой лук и колчан со стрелами. - Куда это вы собрались? – поднявшись из-за стола и подойля к ним, спросил Николая Афоня. -Хочу посмотреть, нельзя ли кого-нибудь подстрелить, - громко, чтобы слышала Наля, ответил Николай. – Пойдёшь? Афоня молча кивнул головой. Втроём они вышли со двора и пошагали к видневшемуся невдалеке лесу. Придя в лес и пройдя по нему некоторое время вместе, друзья расс-редоточились. Николай зашагал налево, Фёдор, постояв несколько секунд не-подвижно, направился прямо, а Афоня, тоже постояв некоторое время в раз-думье – направо. Шагая по лесу, Афоня вдруг услышал: - Ур-р-р... Афоня оглянулся на звук и увидел, что невдалеке от него, на поваленном дереве стоит похожая окрасом на малинуа собака. - Ур-р-рах... – раадалось напротив, и Афоня, повернувшись, увидел, что из-за росших поблизости кустов появилась другая собака, на этот раз – немецкая овчарка. Ужас объял Афоню, и он, спотыкаясь, падая и снова вскакивая, бросил- ся бежать. Собаки, соблюдая расстояние до «жертвы», помчались за иим. В очередной раз свалившись на живот, Афоня вдруг почувствовал, как кто-то хлопнул его по телу ближе к плечам. В ещё большем ужасе, уже мысленно прощаясь с жизнью, он мгновенно повернулся навстречу новой опасности, готовясь, в случае чего, отдать жизнь достойно. И увидел друзей, спокойно стоявших рядом и с деланным, как показалось Афоне, сочувствием смотревших на него. Шумно и с облегчением выдохнув, он поднялся с земли и, отряхивая пыль с одежды, медленно, с запинкой, проговорил: - М-да... Собаки на этом... острове... какие.то... не такие... - Факт, не такие, - ответил Николай. И тут где-то поблизости раздался хриплый мужской вскрик. - А-а-а... - Слышали? – с ужасом спросил ребят Афоня. Николай в ответ молча кивнул головой: да, мол, слышал. Кивнул голо-вой и Фёдор. Втроём они стали напряжённо прислушиваться к наступившей тишнне. Но ничего больше не было слышно, и друзья, немного успокоив-шись, молча двинулись дальше Несколько десятков метров они прошли спокойно. Вдруг идущий впе-реди Фёдор резко остановился и попятился наза