Как ни странно, угроза не испугала Мелани. Взгляд этого монстра заставлял ее испытывать возбуждение, и быть изнасилованной им не казалось плохой идеей. Наоборот, Мелани пожалела, что не сможет получить удовольствия от этого. Девушка хотела объяснить это, но веки сомкнулись, сквозь сон Мелани услышала смех, ощутила мягкие теплые губы на своих губах, его язык во влажной глубине своего рта. Большие руки, ловко раздевающие ее. И последнее, что проникло в ее сознание, — звук голоса, желающего приятных сновидений.
Глава четвертая
Мелани открыла глаза. Показалось, она утопает в чем-то вязком и белом. Потом девушка поняла, что лежит на невероятно мягкой и жаркой перине. Вокруг все белое, даже стены. Она попыталась дотянуться рукой до стены, понять, на каком она свете. Очень хотелось выглянуть из узкого окна, но голова закружилась, и Мелани со стоном упала назад.
— Бедняжка! Голова раскалывается?
— Угу, — бессознательно откликнулась она на исполненный сострадания голос.
Сладкий как мед голос между тем продолжал:
— Ужасное похмелье? Не подозревал, что ты напьешься до положения риз. Шампанское не дуют, как обыкновенную воду, это может плохо кончиться.
Мелани перевернулась на живот, с трудом поднялась на колени, и тут девушке внезапно стало холодно — она увидела, кому принадлежит голос.
— Ты?
— А кого ожидала увидеть? Верного жениха?
Энтони Шерман растянулся рядом во всю длину мощного тела, не оставляя девушке возможности сойти с узкой кровати.
Загорелые плечи мужчины резко выделялись рельефной мускулатурой на фоне белоснежного постельного белья. Грудь, видневшаяся из-под смятой простыни, покрытая золотистыми волосами, не могла смягчить грубую, первобытную силу, которая чувствовалась в этом искалеченном мужчине. С растрепанными светлыми волосами, с искривленными в горькой усмешке губами, он привлекал особой дикой красотой, даже в расслабленной позе излучая силу и энергию.
Мелани отвела глаза — и так слишком долго любовалась его телом. Она готова поклясться, что ленивая поза — притворство и спокойно лежащие руки немедленно пресекут любую попытку освободиться. Правда, девушка не собиралась делать этого, пока кружилась голова. Мелани прикрыла глаза рукой и тут поняла, что же поразило ее в облике Энтони. Он снял повязку!
— У тебя два глаза! — выпалила она.
— У большинства людей именно два, — ответил Энтони сухо, — но в моем случае один не функционирует.
И он повернулся, чтобы Мелани увидела неподвижный искусственный глаз — с мутной радужной оболочкой.
— Как это случилось? — прошептала потрясенная девушка.
— Ты еще спрашиваешь?
Мелани непонимающе заморгала.
— Но я ведь не знала. Тогда говорили, что ранения не слишком серьезны.
— Трудно поверить. — В голосе Энтони звучали скептические нотки.
— Послушай, мне тогда было всего пятнадцать! По закону я не несла ответственности за случившееся. Полиция разбиралась с моими родителями. — Мелани понимала наивность оправданий, но все же продолжала. — Как их осудить за стремление защитить меня? Так поступили бы все родители в подобных обстоятельствах.
Действительно, родители боялись, что психику девочки травмирует правда о трагедии, и постарались не сообщать точной информации.
Ночью в больнице Мелани допрашивал офицер по работе с несовершеннолетними. Он сообщил пребывавшей в шоке девочке, что на переднем сиденье сбитой машины находилась миссис Моника Шерман, она готовилась стать матерью. К сожалению, Моника погибла, когда машина перевернулась. Водитель, сам Энтони Шерман, чудом остался жив, но сломал ногу. Сыну на заднем сиденье повезло, он отделался ушибами.
Мелани и четырнадцатилетняя Алиса в тот ужасный вечер возвращались от подружки, когда на сельской гравиевой дороге произошло столкновение. Для девочек столкновение окончилось благополучно, если не считать шока и царапин.
Энтони не стал обвинять девушку, лишь погладил пальцем покалеченный глаз и просто сказал:
— Осколок. Стекло разлетелось вдребезги. Сначала думали, что зрение пропало на время. Но частица стекла проникла внутрь и занесла инфекцию. Несколько месяцев спустя начался воспалительный процесс.
Голова продолжала раскалываться, но воспоминание внезапно будто обожгло девушку.
— А… нога?
— Ну, все не так уж плохо. Я могу ходить.
— Но ты не можешь бегать?
После трагедии девочка случайно подслушала шептавшихся родителей. Отец говорил, что в тот роковой день Энтони Шерман отмечал двойной праздник — двадцатипятилетие и приглашение в олимпийскую сборную. Успехи в спринте привели молодого человека к высшим достижениям, о которых может только мечтать каждый спортсмен.
— Нет, отчего же, я могу и бегать. Конечно, не как спринтер мирового класса. — Голос становился все более бесцветным.
— Понимаю. — Мелани могла продолжить список всего, о чем мечтал лежавший рядом человек и что превратилось в прах в дождливую ночь на дороге.
— И… ты больше не женился?
— Нет.
Лаконичный ответ сказал больше, чем пространные объяснения.
— Мне так жаль, — с раскаянием произнесла Мелани.
Лицо мужчины напряглось, но при виде искренней боли в зеленых глазах смягчилось.
— Насколько жаль, позволь спросить? — Тут он со зловещей улыбкой посмотрел на коленопреклоненную фигурку.
У Мелани душа ушла в пятки. Приложив руки к вискам, она попыталась унять тяжесть в голове, мешавшую сосредоточиться и разобраться в непредсказуемых сменах настроения Энтони, — этот человек казался мягким, даже обворожительным, но в какой-то момент сразу же переполнялся желчью и черной злобой. Может, это все-таки невероятно затянувшийся, безумный сон?
— Проблемы, Мелани! Тяжело собраться с мыслями? Шампанское странно подействовало на тебя. Ты оказалась очень сговорчивой.
Мелани напряглась, проклиная себя, что невольно показывает свою слабость, потом ее охватила ярость.
— Не шампанское, а гадость, которую ты подмешал.
— Ты имеешь в виду хлоргидрат? — Энтони спокойно ответил на выпад. — Уверяю, это отличное седативное средство — поколения шпионов прибегают к нему во всех бестселлерах. Возможно, не слишком приятное похмелье, зато масса преимуществ при использовании — без вкуса, запаха, растворяется без осадка, а действие! Сейчас ты чувствуешь себя неважно, но никакого побочного эффекта не будет. Я имею в виду наркотическую зависимость.
Мелани еще не воспринимала такие тонкости. Пока ей с трудом удавалось осмыслить даже происходящее.
— Где я, в конце концов?
Странная комната имела форму цилиндра. Энтони с готовностью ответил:
— На маяке. Здесь ты будешь жить.
Только звук его голоса причинял боль, отзывался в голове гулким эхом, терзая ее. Мелани помассировала виски, пытаясь вспомнить, как она очутилась в постели со своим смертельным врагом, человеком, который десять лет назад обвинил девочку в убийстве его семьи.
До боли сжав руки, Мелани задала вопрос, который, по идее, надо было задать первым.
— Что ты здесь делаешь?
— В данный момент наслаждаюсь открывающимся видом.
Взгляд мужчины скользнул по бледному лицу девушки и с удовольствием отметил — та запоздало поежилась, почувствовав, что обнажена, как Ева, вкусившая от плода познания. Мелани вскрикнула. Веснушки — единственное, за чем она могла укрыться, служили ненадежной защитой от оценивающего взгляда. Девушка скрестила руки на груди. Стыд мучил не за вызывающую позу, в которой застал ее Энтони, а за затвердевшие соски торчащих грудей, потому что она знала — эта реакция не имеет никакого отношения к прохладному воздуху в комнате.