Глядя на бусы, кольца, браслеты жительниц Лонтано, молодая женщина могла сказать, какой именно магической силой они наделены, помогают ли отвратить зло, болезни, способны ли привлечь материальное благополучие или устранить соперниц. Только она, в неизменном черном платье безо всяких украшений и в черном покрывале, была лишена защиты, равно как и надежды на будущее.
Дома Анжела навела порядок, приготовила обед и принялась ждать Данте.
Он пришел в назначенное время, застенчиво поздоровался с женщиной и ее детьми, обвел рассеянным взглядом скромную обстановку дома. Анжела взволнованно улыбнулась. Ей хотелось, чтобы Данте решил, что она хорошая хозяйка и мать, хотя его наверняка волновало другое.
В самом деле — он любовался нежной кожей молодой женщины, белизну которой подчеркивало траурное одеяние, ее густыми черными волосами и печальными глазами, полными любви и безудержной страсти, любовался, не замечая ничего остального.
Анжела пригласила гостя за стол. Данте попробовал пюре из печеных каштанов, ливерную колбасу, сыр и медовые пирожки. Мирелла и Паоло с настороженным любопытством разглядывали Данте. Он попытался вспомнить, каким был Лука. Кажется, высоким, широкоплечим и темноволосым. Много лет подряд он садился за этот стол и ложился в кровать, которая стояла в другой комнате. Данте не был уверен, что может занять его место.
Обед прошел в напряженном молчании. Когда дочь и сын поели, Анжела дала им корзинку с пирожками и велела отнести бабушке.
— Я приду за вами, — сказала она.
Мирелла и Паоло выбежали за дверь. Данте услышал их звонкие, радостные голоса и понял, что дети Анжелы были далеко не такими молчаливыми и тихими, какими казались в присутствии посторонних.
Поблагодарив за угощение, он встал из-за стола и приблизился к хозяйке дома.
— Ты пришел, чтобы поправить изгородь? — мягко промолвила Анжела, кивая на инструмент, который он оставил в углу.
У Данте пересохло в горле, и все-таки он сумел ответить:
— Да. Но прежде я хочу лечь с тобой в постель.
Анжела молча принялась расстегивать платье, а потом они ринулись навстречу друг другу.
Бесконечность вселенной и краткость земного пути, безудержная страсть и трогательная нежность, всевидящее солнце и стыдливые тени слились воедино в их сердцах, в этих минутах, в этой постели. Простыни были смяты, губы болели от поцелуев, тела истекали жаркой влагой.
— Я боюсь одного, — призналась Анжела, когда они в бессильном блаженстве откинулись на подушки.
— Чего?
— Забеременеть, — ответила женщина, думая о том, что с момента их первой близости не прошло и двух дней, а она уже не могла сосчитать, сколько раз Данте оставлял в ее теле свое семя. — Впрочем я не должна говорить об этом с тобой.
— Почему? — удивился юноша. Он представил на своих руках малыша, и, как ни странно, эта картина не вызвала в нем ни удивления, ни страха. — Если родители узнают, что у нас будет ребенок, им придется благословить наш брак.
— Ты слишком молод для того, чтобы становиться отцом.
— Я так не считаю. И довольно напоминать мне о моей молодости!
— Но это правда. Между нами слишком большая разница в возрасте.
— Вовсе нет. Ты прекраснее всех девушек на свете!
— Сейчас, пока мне двадцать четыре. Со временем эта пропасть станет заметнее.
— Ты говоришь, что любишь, и в то же время отталкиваешь! — с горечью произнес Данте и сделал вид, что встает с постели.
— Не слушай меня, — испуганно прошептала Анжела, хватая его за руку, — ты мой, только мой, и я никому тебя не отдам!
С трудом вернувшись в реальность, оба увидели, что провели в объятиях друг друга гораздо больше времени, чем предполагали. К счастью, Данте быстро справился с работой. Пока он возился с изгородью, Анжела застелила кровать и причесалась. Ей вдруг стало горько от сознания, что возлюбленный скоро покинет ее дом и она вновь останется наедине со своими надеждами и печалями. Прежде она несла в себе одну боль, теперь была вынуждена принять другую. Впрочем последняя была смешана с хмельной радостью, полна острых соков, пряной сладости, как перебродившие виноградные ягоды.