Боялся - и в тоже время надеялся именно на это...
Впрочем, до условных сигналов дело так и не дошло. Зато Фидель провел чудесный вечер вместе с Мартой, которая изъявила желание сопровождать его. Чему, конечно же, Фидель был несказанно рад, особенно если учесть, что произошло между ними в первую же ночь...
... За два часа до назначенного времени Фидель и Марта прогуливались по Прадо. Они даже не привлекли внимания немецких патрулей - до начала комендантского часа было еще далеко, и главная улица Гаваны, мало пострадавшая от бомбардировок, была заполнены горожанами, которые никуда не спешили, а либо мирно прогуливались по "кубинскому Бродвею", либо сидели, отдыхая, в небольших кафе и ресторанчиках, расположенных прямо посреди тротуара. Призывно горели витрины небольших магазинчиков, призывая покупателей обменять рейхсмарки на разные ненужные безделушки. Работали варьете и ресторанчики. Играли уличные музыканты. Ну, а жрицы свободной любви стояли почти на каждом перекрестке. Такая вот иллюзия мирной жизни...
Марта гуляла с Фиделем больше часа - она даже успели посидеть в небольшой кофейне и выпить чашечку кофе.
Кофе, правда, оказалось слишком горьким и несладким, и в ответ на справедливое возмущение Фиделя хозяин заведения - плюгавый человечек лет сорока, лысый, с бегающими по сторонам глазами цвета застоявшейся болотной воды - лишь печально развел руками и угрюмо сказал:
- Так война ведь...
С этими словами было трудно не согласиться. Но ни Фидель, ни Марта благоразумно не стали развивать дальше скользкую тему - оба понимали, что хозяин кафе мог числиться осведомителем у гестапо.
Когда стрелки часов остановились на шести вечера, Марта неожиданно сказала:
- Ну все, можешь идти домой...
- А как же... это... операция? - Фидель поднял на Марту глаза, в которых читалось сожаление вперемешку с недоумением.
- Отменяется, - сухо бросила Марта.
- Откуда ты знаешь? - удивился Фидель.
- Знаю, - улыбнулась Марта.
И пока Фидель недоуменно переваривал услышанное, незаметно исчезла. Словно растворилась в сгущавшихся сизых сумерках.
Правда, три часа спустя Фидель снова увидел Марту - она пришла к нему домой и объяснила то, о чем Фидель и так смутно догадывался: подпольщики и не собирались громить полицейский участок, - сегодня, по крайней мере.
Просто Эрнесто решил проверить новичка, пронаблюдать за ним. Хотел узнать, не побежит ли тот в гестапо, не выдаст ли связника, через которого можно было бы выйти на штаб подполья.
Фидель ничуть не обиделся на Эрнесто - он понимал, что тот не хотел рисковать ни своей жизнью, ни жизнью своих товарищей. Наверняка, пока Фидель гулял под ручку с Мартой по Прадо, пока они сидели в кофейне, за ним наблюдал десяток внимательных молодых глаз.
И среди этих недоверчивых глаз были и синие, как Карибское море, глаза Марты...
Фидель не обиделся ни на Эрнесто, ни на Марту - однако неприятный осадок остался. Все-таки он был искренен с ними обоими, когда говорил, что готов отдать жизнь за свободу Кубы - но ему, тем не менее, сразу не поверили, решили проверить, не побежит ли он в полицию, сообщать место и время проведения операции.
Но спустя полчаса ничего это уже не имело для него никакого значения - потому что Фидель и Марта снова были вместе.
Как и вчера, в первый день их знакомства, когда они вдруг бросились в объятия друг к другу.
...Как и вчера, она ушла от Фиделя лишь под утро, когда закончился комендантский час.
Хотя, если разобраться - при чем здесь комендантский час? Фидель не сомневался: если бы Марта захотела уйти, то она ушла бы, невзирая на запретное время, и - в этом Фидель не сомневался ни на йоту, - сумела бы избежать неприятных встреч с немецкими патрулями.
Но Марта не хотела уходить...
И Фидель, часто вспоминая их первую ночь, так и не мог вспомнить, кто же из них сделал первый шаг к близости. Все было похоже на сказку, и в памяти запечатлелись лишь несколько ярких, как огненная вспышка шаровой молнии над заливом, которую Фидель видел, когда ему было одиннадцать лет, мгновений, похожих на сказочный, волшебный сон.
... Марта, легко освободившись от одежды, жадно целует его сухие губы, исступленно касаясь его языка своим язычком, острым и твердым, как осиное жало. Но если жало осы причиняет жгучую боль, то язычок Марты доставляет почти сказочное блаженство. И Фидель, тяжело и отрывисто дыша, едва успевает отвечать на ее настойчивые поцелуи...
...Марта, похожая на стремительную пантеру, гибкую и сильную, извивается, как змея, меняющая кожу, в его объятиях, не зная усталости, и не давая устать Фиделю...
... и вот их тела слились воедино, и кружатся в хороводе среди разноцветных звезд, и, кажется: еще немного - и ты поймешь не только сокровенный замысел Творца Миров, но и сам станешь этим Творцом, и тебе по силам будет создать новую Вселенную...
Фиделю шел восемнадцатый год, и он не был новичком в постельных утехах. Его первыми женщинами стали девчонки-сверстницы, жившие по соседству. Рано созревшие под знойными лучами тропического солнца, они жаждали вкусить запретный плод любви еще в раннем отрочестве. С одной из таких смуглянок Фидель и потерял невинность в неполные четырнадцать лет, даже не запомнив ее имени... Кажется, ее звали Карменсита. А может быть, Аделина. Или Роза-Мария... разве их всех упомнишь... Фидель помнил одно: его первая женщина была его ровесницей, или даже чуть помладше него, однако уже разбиралась в премудростях секса не только теоретически, а хорошо знала, что нужно делать, чтобы мужчина получил удовольствие.
Особенно если этот мужчина еще совсем ничего не умеет...
Еще помнил Фидель, что была она пышнотелой и полногрудой, и ее матово-смуглая кожа пылала жаром под его неуверенными прикосновениями.
Впрочем, Фидель оказался способными учеником, он все схватывал буквально на лету. Да и природа наделила парня не только высоким ростом, но и смазливой мордашкой, поэтому от девчонок отбоя не было, они так и липли к нему. Фиделю нравилось ловить томные девичьи взгляды, нравилось чувствовать себя первым парнем в Бирано - маленьком городишке в провинции Ориенте, на востоке острова, где он жил вместе с отцом в семейном поместье. Отец же, будучи ревностным католиком, крайне отрицательно относился к амурным похождениям своего отпрыска и не раз устраивал ему гневные выволочки, призывая на непутевую голову сына все небесные и земные кары. Фидель же, как водится, молча выслушивал родительские наставления, всем своим удрученным видом стараясь показать, что он тут же станет на путь исправления - но, как только отец заканчивал читать сыну нотации и уходил заниматься своими делами, убегал на свидание с очередной подружкой.
Кончилось тем, что отцу все это надоело, и он велел сыну немедленно собирать вещи и ехать в Гавану - набираться уму-разуму в закрытом католическом коллехио - так по-испански называли колледж - для мальчиков.
Спорить с отцом порой было совсем не безопасно - в его жилах текла кровь горячих испанских идальго, так что если старший Кастро что-то решил, то так оно и должно быть, пусть даже мир перевернется, а день и ночь поменяются местами. Отец решил, что в Гаване Фидель лучше освоит Священное писание и станет жить по Заповедям Господним, одна из которых гласит: "Не прелюбодействуй!"
Однако отец так и не понял, что, отправив непутевого сына в Гавану, он тем самым отнюдь не наказал Фиделя, а наоборот - оказал ему неоценимую услугу, за которую тот обещал благодарить драгоценного родителя по гроб жизни. Ведь Бирано - городок небольшой, можно даже сказать, что это и не городок вовсе, а очень большая деревня, все жители которой либо знакомы друг с другом, либо являются близкими родственниками. А Гавана - столица, огромный мир, который и за год не изучишь. А сколько по улицам и набережным Гаваны ходит красивых девушек! А сколько там тихих, укромных местечек, где можно уединиться с горячей, готовой на всё, мулаткой...