Потом я увидел, что водяная бахрома сразу понизилась, лодка уменьшила ход и пошла тихо. Потом она опять взмыла по фиолетовой глади Енисея и, делая стремительный и красивый поворот, поставила воду на несколько секунд полукруглым стеклянным гребнем.
Не успел я притти в себя от удивления, как лодочка была уже около нас, медленно вращая винтом и мягко подползая к берегу. Я никогда не забуду этого момента, когда я впервые ощутил все величие и мощь человеческой мысли. Может быть, я не сознавал всего этого ясно, но это было большое и сильное чувство.
За ужином отец, краснея и волнуясь, поднялся со стула и обратился к маме:
— У меня есть одна незримая сила… Она двигала все мои мысли, она питала мою бодрость в самые трудные минуты борьбы и отчаяния… Это ты, моя неизменная, моя спутница жизни…
Я взглянул на маму. Она была бледная, а глаза ее сияли особым волнующим светом.
Кругом все замерли, и я слышал, как в горле у меня бьется мое сердце.
— И вот первое… — продолжал отец дрогнувшим голосом, — первое мое настоящее завоевание я хочу назвать твоим именем… Аккумулятор «варина»…
— Да здравствует варина! — сдавленным голосом крикнул Успенский.
— Ура! — подхватили все, найдя выход для охватившего волнения.
Много лет прошло с тех пор, и серебро уже впуталось в мои волосы, но я, как сейчас, вижу эту сцену и радостные гордые глаза матери.
VI
Вторая зима в «Крылатой фаланге» прошла очень быстро и незаметно. Нас охватил вихрь деятельности, и мастерская и лаборатория выбрасывали изобретения одно за другим. Кипучая творческая деятельность отца напоминала клокочущий вулкан.
Центральное место занимал летательный аппарат, но в то же время усовершенствовались варины, создавались различные типы электромоторов и воздушных винтов. Это, между прочим, привело к изобретению аэросаней с новым электромотором и воздушным винтом с двумя лопастями. Я и Леша Рукавицын должны были с них начать свое обучение управлять машинами.
С первыми весенними днями, как только стало светло, мы начали практические работы. Оба мы быстро освоились со всеми особенностями движения аэросаней и сделали их совершенно послушными. Аэросани стали для нас самым увлекательным спортом, и мы вскоре превзошли своих учителей в ловкости и умении ездить.
Пока мы практиковались в управлении санями, отец со своими помощниками построил остов воздушного аппарата и трудился над разрешением конструкции крыльев и хвостовых рулей. Эти задачи решались постройкой моделей, летавших по мастерской.
Но, странное дело, меня хотя и волновали усилия отца завоевать воздух, но достигнутые успехи не производили уже такого огромного впечатления, как вспыхнувший в первый раз свет вольтовой дуги и первое плавание аэролодки.
Как-то само собой стало привычным каждый день ждать новых открытий и изобретений. Наоборот, отсутствие их показалось бы странным. Вся наша колония и даже Тус так чувствовали, находясь все время в приподнятом настроении. Мы входили во все детали создания летательного аппарата, сроднились с мыслью о нем, и он заполнил все наши интересы. Я представлял ясно и отчетливо будущие полеты, и мое воображение находило для этого мостики в аэролодке и аэросанях.
Кстати, при помощи двух прямых крыльев, которые по своему почину сделал и приспособил к саням Рукавицын, мы сами произвели нечто вроде полетов.
Помню, как это случилось в первый раз. Мы стремительно мчались по снежной глади. Воздух свистел нам в уши, и, если бы на головах у нас не было мешков со вставкой из слюды, мы задохнулись бы от холодного ветра и обморозили лица. И вот на таком головокружительном бегу Рукавицын повернул рычагом вал с прикрепленными к нему крыльями, изменив их наклон.
Случилось что-то странное. Мне показалось, что снежная тундра слегка перегнулась впереди нас и стала круто опускаться вниз, а мы между тем продолжали мчаться по прямой линии. Не успел я очнуться, как тундру впереди нас вдруг выперло горой, и она понеслась нам навстречу. Потом перед глазами сверкнуло солнце, промчалось голубой полосой небо, и я почувствовал, что с головой зарылся в снег.
Высвободившись, я увидел, что наши аэросани стоят ребром в снежном сугробе: одно крыло врезалось в снег, а другое торчит к небу. Леша Рукавицын и его отец так же, как и я, копошились в снегу шага на два от меня. Все оказались целы и невредимы и дружно расхохотались, когда поняли, что взлетели на воздух вместе с аэросанями, а потом плюхнулись в снег.