— Говорю вам… Остров проклят… Однажды Магеннок мне так и сказал: «Сарек — это одни из ворот ада, которые сейчас заперты. Но когда они откроются, беды налетят на остров словно буря».
Вняв уговорам Вероники, бретонка наконец немного успокоилась и уже более ровным, поминутно затихающим голосом продолжала:
— Он любил этот остров, впрочем, как и все мы. Говорил о нем какие-то непонятные вещи: «Ворота эти — в обе стороны, Онорина, они открываются и в рай». Да, жить на острове было неплохо. Мы его любили. Магеннок заставлял остров дарить ему цветы. Громадные цветы, раза в три выше обычных, и гораздо красивее.
Медленно тянулись минуты. Комната помещалась в самом конце крыла, окна которого выходили на обе стороны острова, прямо на возвышавшиеся над морем скалы.
Вероника сидела, устремив взор на белые валы, гонимые усилившимся ветром. Солнце вставало в таком густом тумане, что побережья Бретани не было видно. Но на востоке, за полосой пены, продырявленной черными остриями скал, тянулась пустынная равнина океана.
Погружаясь в сон, бретонка бормотала:
— Говорят, будто ворота — это камень и будто попал он сюда издалека, из чужих краев… Божий Камень… А еще говорят, будто он драгоценный, сделан пополам из золота и серебра. Божий Камень. Камень, дарующий смерть или жизнь. Магеннок его видел… Он отворил ворота и просунул в них руку… И его рука… его рука обратилась во прах.
Вероника чувствовала себя подавленной. Ум ее мало-помалу наполнялся страхом, словно сочащейся из-под земли водою. Ужасные события, испуганной свидетельницей которых она была уже несколько дней, казалось, предваряли события еще более грозные, и Вероника ждала их словно приближающийся ураган, способный все смести с земли своим головокружительным вихрем.
Она ждала этих событий. Она была уверена, что они не преминут произойти, что их обязательно вызовет могущественная роковая сила, которая наступала на нее со всевозрастающей мощью.
— Вы видите лодки? — осведомилась Онорина.
— Отсюда их не увидеть, — возразила Вероника.
— Почему же? Они пойдут именно этим путем, потому что тяжело нагружены, а у мыса есть более широкий проход.
И действительно, через несколько секунд Вероника увидела, как из-за мыса показался нос первой лодки.
Она была очень широкой и низко сидела в воде, на загромождавших ее ящиках и тюках расположились женщины и дети. Четверо мужчин изо всех сил налегали на весла.
— Это лодка Коррежу, — заметила Онорина, которая, полуодетая, выскочила из постели. — А вот и другая, смотрите!
Из проливчика между скалами выплыла вторая, тоже тяжело нагруженная, лодка. Там гребли трое мужчин и женщина.
Обе лодки находились слишком далеко, метрах в семистах-восьмистах, чтобы можно было различить лица людей. Ни малейшего звука не доносилось с этих неповоротливых, груженных нищетою суденышек, которые убегали от смерти.
— Боже мой! Боже мой! — вздохнула Онорина. — Только бы им выбраться из ада!
— Чего вы боитесь, Онорина? Им же ничто не угрожает.
— Угрожает, пока они не покинули остров.
— Но ведь они же не на острове.
— Все, что вокруг острова, еще остров. Именно там их и подстерегают гробы.
— Но ведь море довольно тихое.
— Не в море дело. Враг — не море.
— Тогда что же?
— Ах, не знаю я, не знаю.
Лодки двигались в сторону северной оконечности острова. Перед ними были два прохода, которые бретонка называла именами двух скал — Скала Дьявола и Клык Сарека.
Почти тут же они увидели, что Коррежу выбрал проход мимо Скалы Дьявола.
— Пройдут, — заметила бретонка. — Еще чуть-чуть. Каких-то сто метров, и они спасены.
Казалось, женщина вот-вот засмеется.
— Все козни дьявола пойдут прахом, госпожа Вероника. Я уверена, что мы с вами спасемся, да и остальные тоже.
Вероника молчала. Подавленность ее усилилась, и женщина относила ее лишь на счет смутных предчувствий, бороться с которыми бесполезно. Она мысленно наметила линию, за которой опасности уже не было, но Коррежу эту линию еще не пересек.
Онорину трясло как в лихорадке. Она не переставая бормотала:
— Мне страшно… Страшно…
— Да полно вам, — выпрямляясь, откликнулась Вероника. — Это же нелепо. Откуда может прийти опасность?
— Ах! — воскликнула вдруг бретонка. — Что там? Что это может значить?
— Где? В чем дело?
Женщины прилипли к окну, глядя во все глаза. Рядом с Клыком Сарека они заметили какое-то движение. Через секунду они узнали моторку, на которой плыли накануне и которая, по словам Коррежу, исчезла.
— Франсуа! Франсуа! — ошеломленно вскричала Онорина. — Франсуа и господин Стефан!
Вероника разглядела мальчика. Он стоял на носу и делал какие-то знаки людям, сидевшим в обеих лодках. Мужчины в них отвечали ему взмахами весел, женщины отчаянно жестикулировали. Несмотря на возражения Вероники, Онорина распахнула створки окна, и сквозь треск мотора они услышали голоса, однако слов разобрать не могли.
— Что все это значит? — повторила бретонка. — Франсуа и господин Стефан… Почему они не вышли на берег?
— Быть может, боятся, что их заметят и станут расспрашивать? — предположила Вероника.
— Да нет, их все знают, особенно Франсуа, который часто ездил со мной вместе. К тому же в лодке есть документы. Нет, они ждали там, за скалой.
— Но если они прятались, то почему же показались теперь?
— Вот-вот, этого-то я и не понимаю. Странно… Интересно, что подумали Коррежу и остальные?
Обе лодки, шедшие в кильватер, почти остановились. Их пассажиры повернулись к моторке, которая быстро к ним приближалась и замедлила движение, поравнявшись со второй из лодок. Затем она продолжала плыть параллельно обеим лодкам, метрах в пятнадцати — двадцати от них.
— Не понимаю… Не понимаю… — бормотала бретонка.
Двигатель на моторке заглох, и она по инерции продолжала медленное движение от одной лодки к другой.
Внезапно женщины увидели, как Франсуа наклонился, потом выпрямился и замахнулся правой рукой, словно собираясь что-то бросить.
Его движения повторил и Стефан Мару.
Далее страшные события стали разворачиваться стремительно.
— Боже! — воскликнула Вероника.
Она на секунду отвела взгляд, но сразу же вновь подняла голову и стала с ужасом наблюдать за кошмарной сценой.
Франсуа и Стефан Мару одновременно бросили что-то в лодки с людьми — один с носа моторки, другой — с кормы.
И сразу же в лодках полыхнуло пламя и повалил густой дым.
До женщин долетели звуки взрывов. Несколько секунд они из-за дыма не могли разобрать, что происходит. Затем налетел ветер, дым рассеялся, и Вероника с бретонкой увидели, что лодки быстро погружаются в воду, а люди прыгают за борт.
Сцена — адская сцена! — длилась недолго. Какая-то женщина неподвижно стояла в тонущей лодке с ребенком на руках, вокруг нее валялись тела оглушенных взрывом, двое мужчин, обезумев, дрались. Через несколько мгновений все они скрылись в пучине вместе с лодками.
Два-три водоворота, несколько черных точек, плавающих на поверхности, — и все.
Онемев от ужаса, Онорина и Вероника молчали. Происшедшее превзошло самые страшные их опасения.
Наконец Онорина, поднеся руку к голове, глухо проговорила с выражением, запомнившимся Веронике надолго:
— Голова разламывается… Ах, несчастные жители Сарека! Я с ними дружила… с детства… а теперь больше их не увижу. Море никогда не отдает Сареку мертвецов. Оно их бережет… У него и гробы для них готовы… тысячи гробов… Ах, голова моя разламывается… Я схожу с ума… так же… как Франсуа… мой бедный Франсуа!
Вероника не отвечала. Лицо ее было мертвенно-бледным. Скрюченными пальцами она вцепилась в подоконник и смотрела вниз, как смотрят в бездну, собираясь в нее броситься. Что теперь сделает ее сын? Кинется спасать людей, чьи отчаянные хрипы он слышит? Конечно, человек может впасть в безумие, но при виде иных зрелищ приступы проходят.
Моторка немного подалась назад, чтобы не попасть в водоворот. Франсуа и Стефан, чьи красный и белый береты были хорошо различимы, стояли все так же — один на носу, другой на корме, держа в руках… На столь далеком расстоянии женщинам было плохо видно, что именно держали они в руках. Что-то вроде длинных палок.