Выбрать главу

Увидеть его — честь, оказываемая далеко не всем. Елизавете, королеве Цейлона (и Британии), его показали. А вот британскому же премьер-министру Макмиллану, только что при нас посетившему Цейлон, — нет. Это нас все же утешило: если даже Макмиллану не показали Зуба, не будем обижаться и мы.

Около раки стоит буддийский монах в оранжевой тоге. Человек средних лет, упитанный, с веселым бойким лицом. Он гораздо более склонен к шутливым улыбкам, чем к напускной торжественности и благолепию. Пожилой сингалке, принесшей к раке на подносе какие-то дары, святой отец ухмыльнулся с таким подмигиванием, что по православным нормам вполне заслуживал бы оплеухи.

Этакая «демократичность» служителя храма, можно сказать в самой его святая святых, неприятно резнула. Мы вспоминали эту сцену с невольной досадой, обходя на обратном пути простертые тела фанатично и беззаветно верующих.

Миллионы людей боготворят в качестве святыни Зуб, о котором во многих книгах можно прочитать, что это простой кусок слоновой кости двухдюймовой длины.

Но дело совсем не в уверенности молящихся, принадлежала или не принадлежала эта таинственная кость челюсти самого Будды. За две тысячи лет Зуб приобрел значение символа.

В 311 году нашей эры его привезла на Цейлон индийская принцесса, причем для этого ей пришлось прятать святыню в своей прическе. Его боготворили во времена расцвета древних столиц — Анурадхапуры и Полоннарувы, строили для него специальные храмы, тоже называвшиеся Далада Малигава; его ежегодно возили в золотом ларце на священном слоне по улицам в дни феерических шествий Перахеры; его спасали от врагов, похищали и возвращали. Португальцы публично сожгли «языческую кость», думая, что этим они искоренят буддизм. Но людей, верящих в символ, было легко убедить, что сожжена была фикция, истинный же Зуб, перепрятанный на это время, чудесно спасся. В начале XVIII века Зубу был воздвигнут ныне существующий храм в Канди.

Все это следует помнить, пытаясь проникнуть в психологию верующих и оценить значение обожаемой святыни.

В других залах храма нам демонстрируют целую серию статуй Будды — золоченые и хрустально прозрачные, подсвеченные. Кругом затейливые орнаменты, гротескные горельефы чудовищ, расточительные инкрустации из самоцветов.

Выходим на балкон Октагона — восьмигранной башни, под которым во рву с водой плавают крупные черепахи. Этот Октагон, по-сингальски — Паттирипува, заключает в себе ценнейшее хранилище древних рукописей. Именно здесь хранятся манускрипты Махаванзы древнецейлонской летописи, нацарапанные на ола — листьях талипотовой пальмы.

Конечно, если бы мы располагали для осмотра Канди еще одним днем, мы бы сумели повидать в этом городе немало интересного: и дворец последних королей, и музей кустарных изделий из слоновой кости, и кандийскую чеканку по металлу, и самые мастерские волшебников-чеканщиков. Наконец, по-видимому, очень хороши и многочисленные аллеи в ближайших окрестностях города, носящие имена британских губернаторш — леди Блэйке драйв, леди Хортонз драйв… Судя по обилию таких названий, можно предположить, что жены английских губернаторов Цейлона немало распоряжались парковым благоустройством Канди.

Но сейчас нам не до музея и не до аллей с именами леди Хортон и Блэйк. Мы рады, что храм Зуба занял у нас лишь час времени. Значит, целый день мы проведем в другом, в тысячу раз более интересном и волнующем храме — ботаническом саду Нерадении.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

ТРОПИЧЕСКОЙ ФЛОРЫ

Теперь мы осмотрим Пераденийский сад уже не из окон бешеных автомобилей, а пешком; мы, как хозяева, сами выбираем себе для осмотра все, что нам интересно.

День с утра пасмурный, в воздухе моросящая сырость. В храме мы на это не обратили внимания, но в саду… Что делать, надо испытать зимний муссон в действии, не только иссушающем, как в Коломбо, но и увлажняющем. Из солнечной приморской столицы мы почти ни разу не видали гор, их всегда скрывали хмурые тучи. А теперь мы сами поднялись на высоту 500 метров и даже перевалили на северо-восточную покатость Цейлона — вот и ощущаем эту влагу наощупь.

Дождя в сущности нет, и после стольких дней экваториальной жары такая погода могла бы даже освежать. Но тут начинается скорбь фотографов: сколько было надежд на цветные съемки роскошно цветущих растений сада! А при пасмурном небе и мороси какое же цветное фотографирование? Даже путеводитель не всегда раскроешь, чтобы ориентироваться в маршрутах по саду…