Выбрать главу

Мало того, что Монмут не удосужился вооружить своих сторонников, так он еще и напасть на неприятеля планирует ночью! А ничего, что ночные сражения гораздо сложнее дневных? Особенно для тех, кто даже никаких военных сборов не проходил, и абсолютно не имеет представления о реальной войне. А планируется ведь внезапно (!) напасть на королевскую армию. Ага. Из серии «слон тихо полз в посудной лавке». Да этих восставших глухой услышит, не то что лорд Феверш.

Наверняка командующий королевской армией прекрасно знал обо всех передвижениях бунтовщиков. Готов поспорить, ему уже донесли и их планы, и численность, и сведения о вооружении. Последний пункт, скорее всего, повеселил лорда Феверша особо. Сто против одного, что с нелепым восстанием будет покончено сегодня же. Два-три залпа, и необстрелянный народ, не умеющий взаимодействовать на поле битвы и держать строй, панически побежит, затаптывая своих же.

Однако доказывать что-либо воодушевленным борцам за светлое будущее было бесполезно. Все равно не послушают. Они уже настроились сражаться за право, свободу и веру, и теперь не отступят. И ладно бы Монмут обещал им действительно что-то путное. Типа, тебе, Джон, корову, а тебе, Джим, пару овец. Так нет, у людей в головах какие-то высшие идеалы витают. Народ целый день распевает песни, призывает присоединиться к их армии и рассказывает пафосные истории. Особенно мне понравилась баллада, в которой невинные девы разорвали свои шелковые одеяния, чтобы пошить знамена для красавчика Монмута. Хотел бы я на это посмотреть!

Ближе к вечеру, когда народ активизировался, и воинственно потрясая своим сельхозинвентарем, двинулся к месту сражения, я выкурил трубку, плотно закрыл окно и лег спать, надеясь, что начавшаяся за городом битва меня не разбудит. И действительно, уснуть мне удалось довольно легко.

Утро началось… рано началось утро. Какой-то долбодятел ломился в дверь и выкрикивал мое имя. Может, жена у кого рожает? Или еще что случилось? Я открыл окно, рявкнул, чтобы недоумок прекратил будить соседей, оделся, прихватил свою сумку с инструментами и… не успев покинуть крыльцо дома, оказался арестованным. Сказать, что я удивился — это ничего не сказать. Однако сопровождавшие меня солдаты отказывались отвечать, на каком основании меня задержали и в чем обвиняют. Не нравится мне это. Ох, не нравится. Куда-то я влип конкретно. Еще бы знать, куда именно.

В городе царил полный беспредел. Женщины голосили, а солдаты, присланные ловить мятежников, занимались грабежом и насилием. Цивилизованная Европа, чтоб ее. Армия, призванная защищать подданных английского короля, ведет себя, как последние бандиты с большой дороги. Смотреть на это было страшно.

Сумку с инструментами у меня отобрали, и заявив, что я тоже мятежник, который только притворяется доктором, толкнули в тесную камеру, где сидело еще, как минимум, десять человек. Причем, скорее всего, судя по их свински грязному и покоцанному виду, они-то действительно были с поля боя.

В камере пахло сортиром, было удушающе жарко, и ближайшую ночь нам пришлось провести рядом с трупом, поскольку один из раненных не выдержал такого обращения. Его тело небрежно выкинули, а к нам подсадили еще одного пойманного бунтовщика. И из его весьма эмоционального рассказа я понял, что мне еще повезло. Жаждущий крови полковник Кирк, не дожидаясь решения суда, хватал всех, кто только казался ему подозрительным и развешивал сушиться на рыночной площади.

По спине пополз отчетливый холодок. Победителям требовалось отчитаться перед королем, что они действительно расправились с кучей мятежников, а потому вряд ли кто-то станет разбираться, виновен я или нет. Изначально я лелеял мысль, что моя квартирная хозяйка сможет подтвердить, что я спал дома, но затем понял, что женщина даже не будет связываться с правосудием. Кто я ей? Всего лишь один из постояльцев, оплативший аренду на полгода вперед. Полагаю, она только рада будет поживиться, продав мои вещи и книги.

Чтобы не сойти с ума сидя в камере, где постоянно кто-то умирал, я проваливался в подсознание, сливаясь с О'Брайеном. У него уже был опыт сидения в испанской тюрьме, так что его навыки мне могли пригодиться. А я, глядя на то, как умирают люди, и как глумятся над заключенными охранники, наполнялся злостью и ненавистью. Поверьте, у меня было время пожалеть, что я не присоединился к восстанию. По крайней мере, знал бы, за что страдаю. А за время сидения в этой отвратительной тюрьме я настолько сильно возненавидел Якова II, что готов был удушить его собственными руками.