Точная численность населения неизвестна, потому что в некоторые места архипелага очень трудно попасть — их отделяют от цивилизации непроходимые мангровые заросли, низинные болота и тропический лиственный лес. По приблизительным подсчетам на архипелаге Ару проживают около 60 тысяч человек, в основном по периметру шести самых крупных островов. Они разделены узкими каналами, суммарная площадь которых составляет более шести тысяч квадратных километров. Большинство островитян живут в местной столице — том самом Доббо, где когда-то провел несколько месяцев Альфред Уоллес.
Даже на расстоянии восьми километров мы едва могли различить архипелаг, а подплыв ближе, увидели лишь узкую полоску земли: дело в том, что на Ару высота береговой линии нигде не превышает нескольких метров. Рассветные лучи с трудом пробивались через плотный слой облаков, нагнанных муссоном, и в водах открывающегося перед нами широкого пролива отражалось хмурое пасмурное небо.
Все здесь напоминало Западную Африку: неподвижный горячий воздух, глинистые плоские берега, постепенно переходящие в болота и мангровые заросли, с торчащими там и тут кокосовыми пальмами; приливное течение выносило из пролива мутную серо-зеленую воду. Плоский ландшафт подчеркивала фигура одинокого рыбака, стоящего в сотне метров от берега по грудь в воде. Он держал в руках закидной невод. За ним, справа от нас, расстилался широкий и довольно грязный песчаный пляж, а дальше были видны первые несколько домиков — низкие белые кубики, крытые проржавевшим железом, либо, по старинке — пальмовыми листьями. Доббо располагался на правом берегу пролива, и еще через километр мы увидели белый шпиль церкви в центре города, зеленые крыши административных зданий и высокую радиомачту. Это был очень скромный городишко, и административные здания высотой в четыре-пять этажей сильно выделялись на общем фоне. Высота улиц города над уровнем моря была так незначительна, что даже небольшой подъем воды смыл бы Доббо целиком.
Мы без каких-либо затруднений нашли ту песчаную косу, куда в свое время высадился Уоллес и где он провел несколько месяцев среди китайских и бугийских торговцев. Сейчас она стала центром города, выдаваясь далеко в гавань и заканчиваясь бетонным молом, к которому швартовались паромы.
По краям косы и дальше, на основном берегу, на уходящих в глинистую почву массивных сваях стояли длинные деревянные сараи. Большинство этих сараев служило складами или мастерскими — все те же незамысловатые по конструкции, длинные и вместительные, как и те, которые застал еще Уоллес. Их цепь образовывала единый мрачноватый серо-коричневый фасад под темно-коричневыми крышами. Если бы не встречающиеся кое-где белые каменные здания, можно было бы подумать, что перед нами — убогий рыбацкий порт прошлого века.
Доббо, который показался Уоллесу оживленным и организованным, теперь производил другое впечатление — мрачности и запущенности. Мы с Буди первыми отправились на берег. Наша прау встала на якорь, а Янис перевез нас на долбленой лодке, служившей шлюпкой, к молу. Дойдя по нему до берега, мы обнаружили, что главная торговая улица Доббо осталась на том же месте, как и во времена Уоллеса и, как раньше, была продолжением мола. Там, где Уоллес проходил между торговыми складами приезжих китайцев и буги, сейчас шли мы, отражаясь в витринах универсальных магазинов. Большинство из них, как и сто с лишним лет назад, принадлежало китайцам и торговало теми же товарами, которые лежали на прилавках в Туале: посудой и домашней утварью из пластмассы, простенькими радиоприемниками, бакалеей, металлическими изделиями и дешевой одеждой. И только в двух маленьких темных лавочках мы увидели товары, которые узнал бы Уоллес: нитки необработанного жемчуга, большие раковины с мерцающим внутри перламутром, перекрученные браслеты из красноватых кораллов и расставленные тут и там блюда с чем-то похожим на отполированные сияющие когти огромных орлов. Торговцы называли их «морскими казуарами», поясняя, что это особая разновидность кораллов, высоко ценимая ювелирами как поделочный материал. Здесь же, в глубине магазинчика, были припрятаны для особо интересующихся местной экзотикой яйца настоящих казуаров, хотя официально запрещено причинять птицам вред и собирать их яйца. То же пренебрежение к закону наблюдалось и в отношении дюгоней, или морских коров, которые когда-то в изобилии обитали в мелких прибрежных водах вокруг Ару. На продажу предлагалось множество мундштуков из клыков дюгоней, просверленных и украшенных резьбой. Однако райских птиц, живых или в виде чучел, здесь не было — и это хороший знак. Райские птицы на Ару находились под очень серьезной угрозой исчезновения, и законы по их охране соблюдались строго — по крайней мере, так мне сказали чиновники в Джакарте.