Я потянулся за огурцом, но Ефимыч удержал меня за руку, предупредив, что он очень сладкий, и вообще старик пока не научился творить настоящие овощи, соответствующие вкусовым качествам. Да и, собственно говоря, стол — это миф, некогда ранее описанный великим писателем и поэтом.
— Скатерть-самобранка, — обомлел я, преклоняясь перед творчеством лукавого деда. — Прямо как из сказки.
Дед ухмыльнулся и произнёс:
— Ну, после того, как я её прочитал, вдруг начал изобретать всевозможные безделушки да штуковины, приманочки для таких вот любопытных господ, как вы, твое сиятельство, любезный друг и почётный гость клана Ватрушек.
Глава 6. Неожиданная свадьба
Спустя некоторое время к столу потихоньку начали сходиться гости. Они прибывали то по одному, то по двое, трезвые, пьяные, чистые, грязные, умные, глупые, но, в общем-то, хорошие люди и вдобавок честные в своей простоте. Они даже не собирались делать вид, что обладают высокой культурой и чистотой нравственности, просто были сами собою. Из-за этого складывалась обстановка без лишнего напряжения да неуместного пафоса, каждый жил как хотел, поскольку не намерен был соревноваться с соседом, чтобы показать, какой он хороший и правильный, в отличие от него.
Земледельцы, скотоводы, они искренне шутили, столь же искренне смеялись, подначивали Кайю к свадьбе, глумились надо мною, но атмосфера была такова, что я не обижался ни капельки, благодушно улыбался и, наоборот, старался шутить легко да доброжелательно, на их уровне, однако обходил щекотливую тему свадьбы.
С этими людьми я, в общем-то, сошёлся во взглядах, понял их нравы и полюбил за прямолинейность, простодушие, чистоту мыслей и полное отсутствие у них в душе чувства зависти, склочности, трусости да глупости, свойственной лживому и весьма лицемерному человеку, напрочь погрязшему в устоявшемся бытовом мнении, который, будучи его рабом, попросту отупел, воспринимая мир как сборник законов о морали и сильно опасаясь его разрушить.
Был один момент — это когда они в шутку чуть было не передрались друг с другом после того, как поспорили, чей помидорчик слаще, явно похваляясь обустройством своего участка. В другой раз, обсуждая урожай винограда, громко кричали и хватались за ножи, но в дело их не пускали, а только ограничивались лишь синяками да ссадинами, топорщили усы да изощрённо баловались матерным слогом, не забывая каждый раз поднимать указательные пальцы вверх и при этом гордо, весьма снисходительно поглядывать друг на друга.
В их дела мне соваться не было смысла, поэтому я, прислонившись к стенке веранды, вкушал великолепнейший виноград вместо химического заменителя еды, перенимал у них мимику, жесты. Копируя их, молча поднимал указательный палец к небесам и, как самый настоящий зритель, с восторгом наблюдал за живой игрой актёров, импровизирующих свой собственный образ жизни.
Я чувствовал, как все страхи перед этими людьми уходят прочь, и теперь уже их не боялся. Я полюбил их искренне и нежно, этих грубых неотёсанных мужланов, прочувствовав всей душой разум чужестранца, уловил мысль и тоску оттого, что вот уже много лет прожил на своём веку и так мало узнал до этого людскую натуру, привычки, быт и культуру поведения, даже не подозревая, что подобное имеет место в мире быть.
Временами мысли уносились в некую неясную мечту, ощущение радости было безгранично оттого, что мне всё же дан шанс успеть изведать и понять ещё великое множество людей и их особенности, прочувствовал сладостное предвкушение счастья и неистовой любви.
«А впрочем…» — оборвал я свою мысль, так её и не закончив, потому что…
— Ну, здравствуй, зятёк, — послышался надо мною ехидный женский голосок. — Предложение уже сделал? — раззадорившись, не унималась моя будущая тёща.
— Что? — уставился я на мать Кайи.
— Зачем ты держал её за руку? — допытывалась она у меня. — Зачем повёл в народ? — уже недовольно высказывала мне жена вождя. — Негодяй! — гневалась она. — Обесчестил ни в чём не повинную девушку и теперь говоришь мне прямо в глаза, что ты не виноват?! — свирепела женщина. — А ну отвечай! — Она уже не гневалась, а просто орала, явно переигрывая роль матери, заступающейся за ребёнка.
Все это видели и смеялись от души.
— Зачем ты отрекаешься от брачных уз? — устало спросила она напоследок и умолкла, давая тем самым мне шанс оправдаться и заодно повеселить зрителей, которым к тому времени уже надоело мериться своими овощами, поднимать пальцы вверх и топорщить усы.
Поскольку я ничего подобного не говорил, да, собственно, и не думал отрекаться, отвечать мне было нечего. Я лишь в недоумении раскрыл рот и заморгал глазами.