Но об этом расскажу далее, более подробно и по порядку.
— Что такое дольмены?! — воскликнул нервный гид.
И тут его понесло:
— Учёные! — гневно поднял он указательный палец вверх. — До сих пор ломают себе головы над этим проявлением нравственности и ума первобытного человека, который, ещё будучи не избалованным благами цивилизации… — Гид поперхнулся и продолжил: — Был объединён с природой, умел творить и создавать вещи себе по душе, а не по заказам торгаша, вздумавшего паразитировать на человеческом обществе и сгребать себе жалкие разрисованные бумажки, пользуясь человеческой глупостью и заранее отняв у него мозг…
Из его речитатива я только и понял, что он чем-то недоволен, поэтому попытался переспросить, но он, не слушая меня, продолжил:
— … приучая к повадкам черни, — тут он задумался и продолжил: — Благо изобрёл для своей особы средство массовой дебилизации или информации, это как вам будет угодно, — нервный экскурсовод вскричал фальцетом, — наняв искусных менеджеров по обработке информации, перешагнувших ту грань, когда человек становится животным и воспринимает весь мир только при помощи денежных знаков и массовости информации, преподносимой нам сверху сектой торгашей. И этот пример особенно четко выражен на Дальнем острове! — уже орал с исказившимся лицом он.
— А теперь я буду изгонять из тебя злых духов! — указал он пальцем на Ватрушку.
Кайю запихнули в какую-то глухую комнату, продев её через круглую дырку. Она визжала, словно поросёнок, затем с любопытством выглядывала наружу, словно тушканчик, и не понимала, что с нею происходит.
— Самоочищайся! — молвил грозно гид.
После чего Ватрушка опять скрылась в каменной комнате и тихо, словно мышка, там сидела, надеясь что-то понять и осмыслить.
— С вас двести, — строго глядя на меня, продолжал он, с интересом заглядывая мне в карман.
— Природа разрушена, — с горестью ответил я и протянул ему дань, после чего Ватрушку выпустили на свободу, а меня заточили в дольмен.
Я сидел в нём долго и вдумчиво, пытаясь понять идею предков и стараясь представить себе, зачем сие сооружение было изобретено. В голове почему-то крутились неясные образы мамонта и первобытного человека, чья воля и тяга к жизни, а впоследствии — и приобрётенная поколениями мудрость привели бы к идеальному общественному строю. Этому не суждено было сбыться, поскольку с развитием цивилизации человек, повинуясь стадному чувству и мастерству кукловода, придумавшего, как из человечества сделать скотину или на худой конец рабов для себя, напрочь потерял гармонию с природой, даже не замечая того, что природа уже его начала отторгать.
Было очень грустно и сыро, поэтому я попросился на волю. Теперь уже Ватрушка передала дань экскурсоводу — и меня отпустили на свободу.
Настроение окончательно испортилось, потому что это послужило как бы подтверждением моим мрачным мыслям о крохоборстве. Я желал лишь загладить удручающее впечатление от увиденного следующим зрелищем в надежде вернуть обратно хорошее настроение и таким образом больше не задумываться о столь грустном проявлении человеческой алчности, глупости или глупой жестокости, вызванной недостатком интеллектуального потенциала.
Вернувшись в деревню с намерением смягчить впечатление от дольменов, мы заглянули на местный рыночек в надежде прикупить себе немного вина. Оно зело приходится по вкусу местным жителям.
Мы вошли в дом, и я, испытывая обиду на человеческую глупость, желал напиться. С первого раза откупорить вино у меня не получилось, поскольку, переволновавшись, я сильно дёрнул за пробку — и бутылка, выскользнув у меня из рук, в полёте обрызгав низенький потолок, упала, разбившись об пол.
Кайя недоумённо и ошарашенно смотрела на испачканный вином некогда белоснежный потолок, то и дело повторяя:
— Как теперь мы будем смотреть хозяйке в глаза?
Я постоянно подливал себе в бокал из другой бутылки вина и бездумно смотрел на узоры, оставленные на потолке.
— А может быть, сбежим отсюда, пока не поздно? — уговаривала меня Ватрушка.
Но я ей не отвечал, желая добиться душевного равновесия, что у меня получилось после пятого бокала. Мозг начал проясняться, настроение поднялось, и я стал хохмить по поводу этого досадного казуса, предлагая то сжечь хижину, чтобы не было так стыдно за свою неряшливость, то свалить всю вину на предыдущих жильцов. А то вообще полностью залить потолок вином и сказать, что так и было.