Впервые я спускался по крутым склонам без страховочной веревки, один. Привычность спуска сделала его легче, чем я предполагал, однако и в мастерстве скалолаза я тоже успел поднатореть. Раньше мне было бы страшно, теперь же я испытывал радость, и мысли о Наттане придавали мне новые силы.
За неделю, что меня не было, в долине началась весна. Тропу и дорогу, ведущую вниз, к озеру, развезло, но лошадь Эккли легко двигалась вперед. Чем ниже мы спускались, тем меньше и реже становились лоскуты снежного покрова, уцелевшие между деревьями. В глубине леса деревья были словно окутаны нежно-зеленой дымкой распускающихся почек, воздух ощутимо теплел. Лед все еще сковывал озеро, но то тут, то там на нем виднелись маленькие и большие промоины. Птицы перелетали с ветки на ветку, на солнечном берегу пробивалась зелень и распустились похожие на колокольчики цветы.
Словно для вящей полноты и без того переполнявших меня чувств, Наттана выехала встретить меня. По обе стороны дороги росли кусты, набухшие почки на них полураскрылись, приоткрывая тесно сложенные внутри молодые зеленые листья. Слева лежало озеро, и в свободных ото льда участках воды отражались перламутрово-белые облака и синева неба. Наттана ехала мне навстречу верхом на Фэке, чьи крепкие копытца шумно шлепали по грязи. Девушка была очаровательна, все в ней принадлежало мне: золотисто-рыжие, переливающиеся на солнце волосы, ее белое с зеленым — мое любимое — платье.
Широко улыбнувшись, она помахала мне рукой:
— Привет, солдат!
Я едва сдерживал себя — так хотелось мне поскорей обнять и поцеловать ее.
Она повернула, и мы вместе поехали к усадьбе.
— Я так рад видеть вас! — сказал я, ничего не замечая кругом, кроме Наттаны: ее губ, полных белых рук, голых коленей, соблазнительных, дразнящих. — Вы прекрасны, как сама весна, Наттана. Слишком прекрасны.
— Весна! — воскликнула она. — Дни стали длиннее, чем ночи. И я рада, что я прекрасна.
— Меня так долго не было.
— Но вы в порядке? Вас не ранили? Вы не обморозились?
— В полном порядке.
— Я знала — так должно быть. Во всяком случае, никаких плохих предчувствий у меня не было. У нас все по-прежнему, только… в общем, я все им рассказала про нас.
Это было неожиданное потрясение. Теперь мне нелегко будет встретиться с хозяевами усадьбы.
— Эттера сказала, что уже давно все знала сама и что ей было бы много легче, если бы мы не скрывались.
— А Эк? — спросил я.
— Похоже, он удивился и сказал, чтобы я хорошенько обдумала все, прежде чем выходить за вас. Я ответила, что вы хотели жениться, но об этом не может быть и речи… А Атт — отпустил одну из своих шуточек!
В голосе ее зазвучали сердитые нотки, потом она рассмеялась.
Мы подъезжали к конюшне, слева от дома. Снег сошел с полей, и бурая их поверхность была расцвечена прозеленью. Оба брата, сняв плащи, работали над новым крылом, которое было заметно выше первого. Помахав нам и приветствовав нас криками, они снова принялись за работу.
— Им не хватало вашей помощи, — сказала Наттана. — Вы так нам помогли.
Мы спешились, и я шагнул к ней.
— Подождите, надо отвести лошадей, — сказала Наттана. Она вела себя сдержанно и, казалось, нарочно не спешила, не выказывала особых чувств, хотя я весь дрожал.
— Я позабочусь о тебе, — обратилась она к Фэку, — даже если ему этого не хочется. — И она легко шлепнула по крупу Ролана — лошадь молодого Эккли.
Я схватил ее за руку и привлек к себе, осыпая поцелуями ее лицо, шею, лаская и гладя ее. И снова все в ней казалось мне чудом, и я умирал от желания.
— А теперь, солдат, — сказала девушка, — пойдем в дом.
Я хотел обнять ее, пока мы проходили через открытое пространство между конюшней и домом, но она удержала мою руку.
— Эттера может следить, — заметила она беззаботно, — а впрочем, теперь это не важно…
Однако я чувствовал, что это все еще важно…
— Почему вы называете меня «солдат»? — спросил я.
Наттана рассмеялась:
— Вы похожи. Да и потом, вы ведь и вправду солдат, верно?
За ее словами крылось что-то большее… Неожиданно в голову мне пришла новая мысль.
— Если теперь знают в усадьбе, то скоро узнают и все в округе, — сказал я.