Затем лорд Мора в общих чертах описал все то безграничное число предметов, окружающих, в отличие от островитянина, среднего западного человека: поезда и автомобили, способные в один день перенести его на сотни миль; продукты из разных стран мира, сохраняемые множеством способов; литература разных стран; панорама музыки и живописи; всевозможные развлечения; удобства бытовой домашней техники; возможность сообщаться, тратя на это не дни, а часы, а иногда и минуты, — с помощью телефона и телеграфа; западный человек мог больше увидеть, у него было больше пищи для размышлений, он мог общаться с куда большим количеством людей, часто это позволяло ему расширить круг деятельности, удовлетворяя тем самым свои амбиции; и, разумеется, это открывало бесконечные пути для молодежи.
— Эта цивилизация по-прежнему растет и видоизменяется, и для того, кто принимает ее, жизнь становится ярче, насыщеннее, разнообразнее. Она распространяется по земле, населяя пустующие пространства, люди первобытных культур вовлекаются в ее орбиту, другие же цивилизации ощущают на себе ее влияние и стараются усваивать ее уроки. Это великий поток, увлекающий все на своем пути. В сознании своей силы он не видит преград, в сознании своей правоты он относится к прочим цивилизациям как к младшим братьям. Стоит ли Островитянии одной противиться такой мощной силе, к тому же несущей благо всему человечеству? Даже если она решится — под силу ли ей это? Эта цивилизация нуждается во многих ресурсах, а Островитяния обладает огромными неиспользованными богатствами, необходимыми остальным странам.
Это был один из самых коротких дней в году, и скоро стемнело. Слуги ходили по залу, зажигая свечи, и движение и свет словно пробудили меня: так похоже на сон было завороженное внимание, с которым я слушал речь, совсем позабыв про Ламбертсона. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что зал слушает, затаив дыхание. Лорд Дорн сидел чрезвычайно прямо, не сводя глаз с лорда Моры, под глазами у него залегли тени. Мой друг заложил ногу на ногу и, судя по всему, чувствовал себя вполне удобно. Незаметно появившаяся Наттана села рядом с отцом, высоко державшим голову с написанным на лице вдохновенным выражением. Напротив сидела Дорна с горящими щеками. Лорд Файн понуро склонил свою седую голову.
Я чувствовал, словно какая-то внутренняя сила влечет меня, как и почти всех собравшихся в зале. Лорд Мора въяве показал нам движение прогресса. Островитяния была лишь островком, и могучий вал мог захлестнуть ее в любую минуту. Мы сидели, словно околдованные.
— Члены Совета должны воочию представить себе реальность окружающего мира. Именно поэтому я так подробно и долго рассказывал вам о западной цивилизации. Что она такое, чего хочет, насколько сильна — все это надо хорошенько уразуметь.
Потом лорд Мора заговорил о силе Запада: о том, как стремительно развивается промышленность, об успехах здравоохранения, росте населения и, наконец, о мощи современных армий и флотов. Сотни миллионов солдат против трех миллионов вооруженных островитян?
— Чего же она хочет?
Между тем настало время закрывать заседание.
— Такими темпами, — заметил Гордон Уиллс, обращаясь к Ламбертсону, — он может неделю проговорить без передышки, и все же он великолепен. Его идея о нашей цивилизации как о едином целом недурна. Право, удивительно, какие мы все для него одинаковые.
Ламбертсон сонно взглянул на него.
Я отправился к Файнам и, закрывшись у себя в комнате, принялся немедля записывать все виденное и слышанное. Перо так и летало по бумаге.
На следующее утро Ламбертсон лишь ненадолго заглянул в зал заседаний, и я без помех мог выслушать речь лорда Моры относительно того, чего же хочет западная цивилизация.
Она стремилась к ресурсам: земным, водным, воздушным, и к тому, что кроется в недрах земли. Потребности ее были огромны, прогресс неудержим, и не было таких природных богатств, мимо которых она бы прошла, оставив их нетронутыми, в своем стремлении к росту.
А уж как богата Островитяния!