– Мам, ты представляешь, – без устали тарахтел Юрка, извлекая из недр шкафа три красивых чайных пары. – Марат так классно работает…
– А ты откуда видел? Я же велел тебе расслабиться и закрыть глаза! – гость имитирует гнев, но получается не очень убедительно.
– В хромированном корпусе лампе, что над столом, отражение разглядывал. Не все было видно, но кое–что рассмотрел, – выдает счастливый ребенок, – у него такие быстрые руки.
– Знаю, Юр. Я Марату несколько операций ассистировала, – напарываюсь на немигающий нечитаемый взгляд гостя и улыбаюсь. Правду говорить легко, стыдиться нечего. – Мне тоже нравится, как он работает.
Мы пьем чай с тортом, который я купила накануне, чтобы отметить начало своего отпуска. Да, с завтрашнего дня я занимаюсь блаженным бездельем. Ныла, что не хочу страдать в одиночестве – получите и распишитесь! Теперь нас двое. Дьявол кроется в мелочах. Аккуратнее нужно быть с формулировкой желаний! Что ж я до сих пор это не запомню?
– У мамы тоже руки красивые и быстрые, ты заметил? – не унимается сын. Кажется, сегодня кто–то напросится на неприятности.
– Красивые, да. Пальцы, как у музыканта, – кивает Башаров и топит взгляд в чашке, – тонкие, артистичные. Давайте теперь о деле.
Довольный сынуля подбирается и напряженно рассматривает гостя, превращаясь в одно большое ухо, желающее услышать, что уже завтра можно будет выйти на лед. Послезавтра – край, но правда жизни сурова.
– Даже не надейся, – улыбается Марат, считывая нетерпение собеседника. – Ежедневные осмотр и перевязка в течение недели.
– Но… – Юра нервно ерзает на стуле. – И куда мне обращаться? В ближайшую больницу? Мама…
– Нет. Мама – операционная сестра, не хирург…
Такую паузу подвесил, что воздух на кухне начал сгущаться. Кажется, я понимаю, к чему ведет наш гость.
– Тебе лучше не выходить из дома на жару, чтобы избежать вторичной инфекции, поэтому я могу приезжать после работы и осматривать шов.
– Мам…
– Марат, ты за смену устаешь, плюс дорога, – с некоторых пор этого мужчины стало слишком много в моей жизни. К добру ли? – Может я его в травму возить буду?
Юра пыхтит, как обиженный ежик, переводит взгляд с меня на Башарова, но влезать в разговор не спешит, чувствует, что лед слишком тонок.
– Ира, я сам предложил, значит все нормально. Что тебя смущает?
Кажется, обиделся. Желваки на скулах ходуном ходят, глаза потемнели. Приходится аккуратно отступить.
– Ничего. Если тебе удобно – будем рады. Тогда с нас – ужин.
А что делать? Не люблю ходить в должниках, а ужин – это всего лишь ужин. Посиделки на троих. Нормально, правда?
Опаньки! Еще один мужчина нарисовался!
Серьезно все или так, мимокрокодил? Как считаете?
=19=
– Мам, а что произошло, пока нас с Лешкой дома не было? Откуда цветы? Ты с кем–то встречаешься, или папа грехи замаливает?
Да, нежные букеты заполонили квартиру. Вазы закончились быстро, пришлось доставать пустые литровые банки и декорировать их обычными белыми салфетками.
– Нет, Юр, не встречаюсь. И нет, это не папа. Таинственный поклонник оставляет букеты под дворниками машины. Красиво, правда?
– Что красиво? Цветы или ситуация? – уточняет сын.
И чего мой нападающий так довольно щурит глаза и смешно морщит лоб, а Башаров сидит с непроницаемым лицом? Кажется, переигрывают оба.
– Все красиво, сынок.
– Дарить женщине цветы – нормально, правда?
Марат Александрович крутит вазу, стоящую на столе, рассматривает белоснежные ирисы. Взгляд задумчивый, длинные пальцы плотно обхватывают высокую тонкую вазу, легко ее поглаживают. Невольно залипаю на это движение. Медленное, интимное. Во рту пересыхает, слова застревают в горле. Черт!
– Отец говорит, что цветы – это выброшенные на ветер деньги, – сквозь зубы цедит Юра. – Лучше покупать другие подарки. Например, украшения или тортик.
С чего вдруг сын вспомнил слова Димы? Непонятно. Отодвинув в сторону пустую чашку, Марат встает из–за стола. Не понравилось, куда свернула тема разговора? Ох, кажется не в этом дело. На часах почти десять вечера, мы прилично засиделись.
– Вам пора отдыхать. Спасибо за приглашение и за приятную компанию.