— Спасибо. Если тебе понадобится какая-нибудь помощь…
— Не понадобится. С ним все в порядке. Ты просто переоценил его, вот и все.
Краем глаза Грифф увидел, как Макуэйд заключил Кару в свои объятия и повел в зал.
— Все в порядке, — сказал Хенгман. — Я ценю твою доброту, Эд, и мне нравится все то, что ты говоришь у меня за спиной. И я тоже всегда говорил, что ты порядочный парень, Эд, поверь мне. Но меня продолжает интересовать одна вещь: кто назвал меня глупым? Кто?
— Кто назвал тебя глупым, Борис? — проревел Познанский. — Да я ему морду в задницу превращу. Ты только покажи мне его, Борис, и я клянусь тебе, что так отделаю его, что он… Кто это, Борис? Кто?!
— Я и сам хотел бы это знать, мой друг, — сказал Хенгман, покачивая головой.
— А вы знаете, сколько существует синонимов слова «грудь»? — спросила блондинка Аарона.
— Сколько?
— Масса, уверяю вас. Что это за виски? «Кэнедиан клаб»?
— Да.
— Дайте мне стакан. И это прямо указывает на то, каких масштабов достиг в этой стране культ женской груди. Да я сама знаю не меньше дюжины таких слов. А вот задайтесь вопросом: что такого особенного в женской груди? Так, жировая ткань, и ничего больше.
— Титьки, — привел Аарон одно из определений.
— А как вам «пузыри»? — предложила блондинка.
— Или «шары»?
— Или «баллоны»?
— Или «кокосы»?
— Чтобы понять концовку этого анекдота, надо знать французский, — сказал Манелли. — В общем, приехал солдат в Париж, зашел в туалет и стоит перед писсуаром. Потом начинает хлопать себя по карманам и обнаруживает, что у него нет спичек. Тогда он обращается к стоящему рядом французу: «Скажите „Бо“», но француз молчит.
— Я его уже слышала, — сказала высокая брюнетка, скидывая туфли.
— Лучше бы вы их надели, — сказал Канотти. — Все наши покупатели видят, что…
— А этот ты слышал, Майк? — спросил Манелли.
— Нет, — ответил Канотти, наблюдая за тем, как брюнетка пытается втиснуть ноги в туфли.
— О’кей, о’кей. Значит, солдат продолжает искать спички, потом поворачивается к соседу и снова говорит: «Скажите „Бо“», — и вновь француз ему не отвечает, а просто стоит и смотрит…
— Или «молочники»?
— Или «фары»?
— Или «грейпфруты»?
— Или «баллоны»?
— «Баллоны» уже были.
— Хорошо, а как насчет «шишек»?
Грифф ушел, но Мардж уже не помнила, когда это произошло и сколько раз она танцевала с ним — два, три или всего один раз, но очень долго, кружась в волнах чарующей «Звездной ныли». «Он хорошо танцевал, он вообще милый, очень милый мальчик. О Боже, как же я напилась».
— Вот еще один, — сказал Макуэйд.
Мардж закачала головой.
— Н-нет, — пробормотала она.
— Ну давайте же, еще один коктейль вам не повредит. Ведь это же час вашего триумфа. Разверните знамена. Раскрепоститесь.
«Расслабься и раскрепостись, расслабься, строй знамен, знамен, красное поле, белый диск и черный силуэт, и знамена, знамена…»
— Н-нет, хв-ватит. Достчно…
Он поднес бокал к ее губам. Она ощутила его кромку, потом бокал слегка задрожал, и она почувствовала, как в рот ей вливается жидкость, на редкость безвкусная, которая все льется и льется, через горло стекает в желудок, потом ниже; синяки у нее на бедре, бедро… У нее кружится голова, сильно кружится, воздух для шариков, знамена, переоценили врага, Мак, Мак…
— Мак, — слабым голосом проговорила она.
— Да, я здесь.
— Мне правда больше не н-надо.
— Мардж, да это же всего лишь третий бокал, — мягким, очень мягким, милым, успокаивающим голосом проговорил он.
«Симпатичный мужчина Мак, только третий? И это все? Всего три? Девчонка-слабак, только три коктейля, а я уже нагрузилась до полусмерти, ну хорошо, хорошо…»
— Хорошо, Мак. Ты в нем дырочку прделай, а то я држать не мгу. Где… где… о… спсибо.
Она опрокинула бокал, после чего вытянула ноги и откинула голову на спинку кресла. Она очень устала, сильно хотелось спать, просто лечь где-нибудь и уснуть, но при этом спрятать синяки, отвратительные синяки на бедре… Сильные, как клещи, пальцы… спрятать синяки, но нет, так устала, так сильно устала, и все же спрятать синяки… «Испортил ноги, тебе нравятся мои ноги?»