— Наверное, он был моим коллегой.
— Нет, он был во флоте.
— А…
— Забыла уже, как его зовут. — Она заморгала. — Хорнблоуэр или что-то в этом роде.
— Ну что ж, отличный парень.
— Ты гораздо приятнее, когда не превращаешься в моллюска. Пей свой кофе.
Он взял чашку левой рукой.
— Странно, до чего же привыкаешь к определенным вещам, — сказал Грифф. — Так непривычно держать чашку левой рукой.
По кухне распространился аромат свежеприготовленного кофе. Они сидели и отхлебывали из своих чашек. Грифф — с правой рукой в кастрюле, Мардж — со скрещенными ногами. Улицы за окном были безмолвны и пусты. Со стороны реки до них доносились хриплые стоны буксиров.
— Вот ведь негодяй, — внезапно проговорила Мардж.
— Кт… А, ты про Макуэйда.
— Да. Ну зачем он так поступил с тобой? — Она сделала паузу и посмотрела в лицо Гриффу. — Это ничего, что я касаюсь этой темы? Извини, но сегодня вечером я веду себя как неуклюжая идиотка. Ты испытываешь от этого… слабость?
— Слабость? — От удивления у него аж глаза расширились. — Макуэйд? Нет, Мардж, нет и еще раз нет. То, что случилось сегодня, напротив, придало мне сил, много сил.
Она стремительно встала, поставила чашку на стол и подошла к нему со спины. Она и сама не знала, откуда возникло это спонтанное желание поцеловать его, однако ей определенно этого хотелось. Она наклонилась и скользнула губами по его щеке. Тут же возникло новое желание — быть как можно ближе к нему, однако она отступила назад, смущенная своим поступком.
— Извини… извини меня, — пробормотала она.
Она отступила от его стула, тогда как он с любопытством смотрел на нее, по-дурацки держа одну руку в кастрюле с водой, а второй сжимая ручку чашки.
— Этот… — Она вернулась на свое место, стараясь не смотреть ему в лицо. — Этот вечер — сегодня какой-то безумный вечер. Но я… Грифф, мне так хотелось поцеловать тебя. Извини… — Она покачала головой. — Я веду себя так, будто хочу соблазнить тебя. Грифф, что это? Я что, схожу с ума?
Он неожиданно улыбнулся:
— Нет.
— Но… одна лишь мысль о том, что Макуэйд вот так поранил тебя… она… заставила меня захотеть… поцеловать тебя.
Мардж снова покачала головой, посмотрела через стол на Гриффа, и вновь ее охватило жгучее желание быть как можно ближе к нему, положить его голову себе на грудь. Она внимательно наблюдала за его лицом и заметила, как на место улыбки наползла мрачная тень. Брови сошлись вместе, а глаза стали хмурыми и непроницаемыми.
— Грифф, я… я не собиралась усложнять положение вещей. Пожалуйста, прости меня.
— Нет, — сказал он, — дело не в этом. Я рад, что ты поцеловала меня. Очень рад, Мардж. — Он поднял взгляд. — Действительно рад.
— Ну…
— Но ты правильно упомянула сегодняшний вечер. Все, что случилось сегодня, вся эта запутанная последовательность событий… это… это похоже на то, как человек идет, спотыкаясь, в тумане и вдруг выходит на яркий солнечный свет. Что-то вроде этого. А кроме того, сегодня я неожиданно для себя сделал одно открытие. Ты только задумайся, Мардж. Точнее будет даже сказать — несколько открытий, причем далеко не все из них приятные, а некоторые попросту вселили в меня чувство страха.
— Страха, Грифф? Страха перед чем?
— Идя по коридору следом за Макуэйдом и тобой, я испытывал небольшое раздражение из-за того, что мне вообще приходится заниматься этим. В сущности, Макуэйд мне никогда не нравился, но мне также была не по нраву перспектива вступать с ним в схватку, защищать тебя или… ну, в общем, заниматься всем, что с этим связано. А потом меня словно осенило, и я понял, что все, что я делаю, — это абсолютно правильно. Когда Макуйэд высказался в твой адрес, я хотел дать ему в зубы, но…
— Что он сказал?
— Это не важно, Мардж. Важно то, что я хотел ударить его. Возможно, это была глупая идея, потому что он мог отметелить меня до полусмерти, но я все равно хотел ударить его. А потом он протянул мне руку, и внутренний голос подсказывал, чтобы я не принимал его сальную ладонь, но что-то другое втолковывало мне, что нельзя отвергать предложение дружбы. Это что-то было… наверное, это можно назвать приличием или вежливостью. Когда человек протягивает тебе руку, ты отвечаешь ему тем же. Если ты воспитанный человек, то ты поступаешь именно так.
А потом… потом Макуэйд превратил рукопожатие в кое-что еще, и я понял, что в нем самом нет и намека на приличие или воспитанность. Это открытие привело меня к следующему — к осознанию его полной власти, причем власть эта носит омерзительный характер. Я хотел как-то противостоять этой власти, но оказался бессилен. Все, что я мог сделать, — это молча терпеть причиняемую мне боль, не крича от боли, не произнося ни слова. И это наполнило меня некоторым чувством гордости; даже корчась на коленях у его ног, я испытывал эту гордость.