И действительно, их маленькая Кара взрослела. В прошлом году она была бледным, худым, угловатым пятнадцатилетним подростком с нечесаными темными волосами, плоской, как у мальчика, грудью, тонюсенькими ногами и карими глазами-блюдцами, взиравшими с узкого лица. Но к шестнадцати годам процесс созревания сделал спурт. По какой-то необъяснимой причине (ела она не больше обычного) Кара начала стремительно набирать вес. Ее руки округлились, ноги окрепли, бедра стали упругими, переходя в приятно округлые колени, изящные икры и лодыжки. Плоская грудь внезапно набухла, затем чуть опала, но постепенно приобрела сугубо женские очертания, отчего даже добряк доктор Ноулс испытал смущение, когда однажды случайно застал свою грудастую дочь, отчаянно пытавшуюся втиснуть телесное богатство в прозрачный бюстгальтер.
Лохматые волосы Кары стали смотреться совсем по-другому, обретя неведомый доселе блеск; теперь они казались не просто темными, а иссиня-черными, и Кара укладывала их в модной в то время манере «под пажа». Ее кожа, прыщавая, как у подростка, очистилась и стала гладкой, и единственным, что могло потягаться с ней по своей красоте, были белые зубы — зубы, которые на протяжении ряда лет получали максимум заботы под неусыпным контролем со стороны отца.
Чувствуя уверенность и безопасность от осознания прелестей своего обновленного тела, удовлетворенная овальным контуром лица и сияющими карими глазами, потрясенная новым сиянием своих волос и впечатляющими контурами груди, Кара Ноулс прибыла в Така-Манна.
Неожиданное внимание к своей персоне немного ошеломило ее. Еще в прошлом году старшие мальчики упорно обходили ее своим вниманием, танцуя с ней лишь по настоянию старшего воспитателя. Впрочем, их невнимание ее мало трогало в основном потому, что она вообще мало интересовалась мальчишками с их странными, шумными забавами. В тот сезон ее угловатое тело прекрасно сосуществовало с разумом ребенка, с восторгом наблюдающего порхающих в парке бабочек, счастливого от игры в пинг-понг с такими же юными подругами, хотя некоторые ее более предприимчивые однокашницы уже начинали бросать заинтересованные, но при этом по-любительски наивные взгляды в сторону старших парней.
В этом сезоне Кара, осознавая свое новое очарование, ожидала некоторого внимания со стороны представителей мужского пола, но при этом никак не предполагала, что в их числе окажутся и старшие воспитатели, большинство из которых были студентами колледжа, а некоторые даже успели побывать на войне! Внимание, которого она удостаивалась, льстило ей, смущало, но, что главное, было чертовски приятным.
Когда в один из дней из чемодана Кары был похищен бюстгальтер, который на следующий день развевался на флагштоке, она заливалась смехом. Выиграв лагерный конкурс красоты и демонстрируя свои чары на фоне облаченных в купальные костюмы более старших и опытных девушек, она несла свое королевское звание с царственной грацией и девичьей застенчивостью. Когда мужчины — разве нельзя было этих студентов колледжа назвать мужчинами? — бросились наперебой приглашать ее на танцы или барбекю, она была возбуждена и даже потрясена новым чувством власти, хотя и старалась скрыть свой восторг под маской весело улыбающегося, чуть поддразнивающего лица.
По соседству с территорией лагеря стоял набитый сеном сарай, и Кара за время пребывания в то бурное лето в Така-Манна частенько наведывалась туда. Сено казалось ей мягче любой пуховой перины и было наполнено сочным ароматом, который, как думала Кара, можно было даже попробовать на вкус, и возбуждало уже одним лишь своим природным естеством. Именно в этом сарае она почувствовала вкус первого поцелуя, и следует признать, что ей понравилось, когда ее целуют. Позднее она уже не могла вспомнить, кто был тот первый мужчина, прильнувший губами к ее губам. Помнила лишь с теплым, чуть ленивым чувством, что это было очень приятно и совсем не похоже на все последующие поцелуи. Первый поцелуй был туманной невинностью, нежной, хрупкой субстанцией, которая могла разбиться под жестким напором страстных губ. В то время она еще не умела целоваться, но за лето научилась, и потому последующие ее поцелуи были более искусными и изощренными, но ни один из них не мог сравниться с тем, первым.