Положение Ермолова переменилось коренным образом после вступления на престол Николая I. Сей самодержец с самого начала не доверял даровитому генералу, а после того, как тот промедлил с приведением к присяге Кавказского корпуса новому царю, недоверие это усилилось. По Петербургу поползли нелепые слухи, будто бы властолюбивый проконсул намерен отделить Кавказ от России. Масла в огонь подлило и то, что Ермолов привечал у себя на Кавказе сосланных декабристов. Когда военный министр, член следственной комиссии А.И. Чернышев стал преследовать своего родственника, декабриста З.А. Чернышева, в надежде получить наследственный графский майорат, Ермолов обронил: ⌠Что ж тут удивительного: одежды жертвы всегда поступали в собственность палача■. Но угодливым николаевским клевретам, стремившимся всячески обвинить неугодного царю Ермолова, так и не удалось установить его причастность к тайным обществам и заговорам.
Тем не менее, когда в 1826 г. в Грузию вторглась персидская армия, Николай I использовал это для обвинения Ермолова в непредусмотрительности. Он послал на Кавказ генералов И.И. Дибича и И.Ф. Паскевича, поручив последнему командование над войсками. А что Алексей Петрович? Как образно сказал о нем историк, ⌠старый лев не пожелал тянуть агонию своей власти на Кавказе■. Он подает прошение об отставке, мотивируя его тем, что ⌠не имел счастья заслужить доверенности его императорского величества■. Но напрасный труд! Государь подписал приказ о его увольнении еще до этого прошения! Ермолов покидает край, бросив напоследок своим преемникам, любимцам царя Ивану Дибичу и Ивану Паскевичу, горькие и едкие слова: ⌠На двух ваньках далеко не уедешь!■ (⌠ванька■ √ наименование плохонького извозчика). Лавры побед над персами достались, конечно, Паскевичу, который получил от Николая почетное звание графа Эриванского. Алексей Петрович прекрасно понимал, что своими успехами этот ⌠воевода■ обязан выученным им, Ермоловым, войскам, а также трусостью неприятеля. ⌠Он сравнивал его [Паскевича √ Л.Б.] c Навином, перед которым стены падали от трубного звука, и называл графа Эриванского графом Ерихонским. ⌠Пускай нападет он, - говорил Ермолов, - на пашу умного, не искусного, но только упрямого...- и Паскевич пропал!■ √ вспоминает Пушкин, посетивший к тому времени уже отставного генерала Ермолова.
То, что яркий и самобытный российский деятель был удален от дел императором Николаем, вполне понятно и объяснимо. ⌠Ему нужны были агенты, а не помощники, - говорил о царе А.И. Герцен, - исполнители, а не советники, вестовые, а не воины. Он никогда не мог придумать, что сделать из умнейшего из русских генералов √ Ермолова, и оставил его в праздности доживать свой век в Москве■. В этом же духе высказывался о Николае и сам Алексей Петрович: ⌠Ведь можно было когда-нибудь ошибиться: нет, он уж всегда как раз попадал на неспособного человека, когда призывал его на какое-либо место■.
Между тем Первопрестольная с восторгом встречала опального Ермолова. Известная графиня А.А. Орлова-Чесменская пожелала предоставить ему одно из своих богатейших поместий. А когда он появился в Московском дворянском собрании, все повскакивали с мест и бросились к нему навстречу, а жандармы потом доносили в Петербург, что генерал остановился насупротив портрета государя и грозно посмотрел на него.
Общественное мнение было расположено явно в пользу Ермолова. Любопытно, что судьбу его не обошли вниманием и русские баснописцы. Классик жанра И.А. Крылов сочинил басню ⌠Булат■ (1830 г.), где в иносказательной форме порицает царя за отлучение от дел видного государственного мужа. Речь идет здесь о ⌠Булатной сабли остром клинке■, который используется явно не по назначению: некий простолюдин
⌠...стал Булатом драть в лесу на лапти лыки,
А дома запросто лучину им щепать;
То ветви у плетня, то сучья обрубать
Или обтесывать тычины к огороду.
Ну так, что не прошло и году,
Как мой Булат в зубцах и в ржавчине кругом■.
Завершается басня словами укоризны в адрес незадачливого хозяина, так и не сумевшего распознать достоинств и талантов верного Булата:
⌠В руках бы воина врагам я был ужасен, -
Булат ответствует, - а здесь мой дар напрасен;
Так, низким лишь трудом я занят здесь в дому:
Но разве я свободен?
Нет, стыдно то не мне, а стыдно лишь тому,
Кто не умел понять, к чему я годен■.
В другой басне - ⌠Конь■ (не позднее 1835 г.), которая также приписывалась И.А. Крылову (ныне она атрибутируется малоизвестному пермскому поэту Степану Маслову), наш генерал уподобляется прекрасному скакуну,
⌠Какого