3Драга - плавающая на воде платформа с мотопомпой. Засасываемая ею взвесь из песка и гальки прогоняется через ребристый лоток, в котором тяжёлое золото оседает.
4Фунт (старорусская мера веса) - примерно 410 граммов
От деда, я узнал, что старательский сезон на Аляске скоротечен - три месяца. За это время лоточник в среднем намывает на 30 тысяч долларов (приблизительно килограмм золота). Работа каторжная: впроголодь, в ледяной воде, в окружении беспощадных туч гнуса, часто с ночёвками в тесной, холодной палатке. И не столь уж велик заработок, но увлечённых, вернее сказать больных этим занятием на Аляске, как и 100 лет назад, тысячи.
Чтобы вы, уважаемый читатель, поняли и оценили, как образно и мудро выражался старец, позволю себе привести ещё несколько его дословно записанных суждений: «В семье не должно быть «Я». Должно быть «Мы». «Живём, а не видим, что солнце светит». «Наг родился, наг уйдёшь». «Господь любит всех». «Стыденье - главная девичья краса». «Чем больше радеешь, тем ближе к Богу»...
Заметив, что старик заговорил медленнее, с остановками, я понял, что пора завершать беседу. Тем более что и Сергей поди заждался. Прежде чем проститься, достал из сумки роман о староверах «Золото Алдана» и, подписав его, вручил сказителю. Читая посвящение и аннотацию, дед Ермил дивился:
- Как так? Татарин, а об нас написал!
- Жизнь подвела меня к этой теме. Ваши одноверцы в 1971 году на Сихотэ-Алине спасли нас с другом от голодной смерти. Пожив тогда в их скиту несколько дней я понял, насколько искажено в миру представление о старообрядцах. Со временем вызрело желание поправить это. Тем более, что ваша многовековая преданность отеческим идеалам, умение жить в достатке даже на бесплодных землях, не может не вызывать восхищения.
Я поклонился и направился, было, к двери, как неугомонный старик остановил:
- Погодь чуток, - произнёс он и скрылся за перегородкой. Вышел весь какой-то торжественный. Протянув мне тёмную деревянную иконку Богородицы, с чувством произнес:
- Возьми! То моё тебе благословение! Путь у вас дальний, а иконка сия намоленная, благоносящая. Не сумлевайся - поможет, ежели тяжко будет. - Переведя дух, убежденно добавил:
- Матерь Божья лучше всех от нечистой силы!
Я растерялся: такой бесценный дар! Но принял с благодарностью, судорожно сглотнув подступивший к горлу комок. Глянув на лик Божьей Матери, ощутил в руках странное покалывание, а следом теплоту, окатившую волной сердце. Мне захотелось обнять сурового, много пережившего старика, но понимал, что подобная вольность с моей стороны неуместна.
- Благодарствую, спаси Господи! - взволнованно только и выдавил я. Низко поклонился и направился к выходу.
- Паря, постой! Ты токмо не серчай - про самое важное запамятовал! - опять остановил Ермил. - Про стару церкву-то не сказал. Время есть?
Я замялся в нерешительности: неудобно было злоупотреблять терпением Сергея Натёкина.
Но дед Ермил истолковал заминку по-своему. Озорно улыбнувшись, он скомандовал:
- Поехали, покажу её! Это диво-дивное! Знаю доподлинно: строена она аж во времена Павла Первого.
К машине я шёл напряжённый: переживал, что Сергей, узнав, что надо ещё куда-то ехать, рассердится, но ошибся.
- С вами не соскучишься, - только и сказал он, убирая книгу в бардачок.
Дед Ермил сел впереди и, пока ехали, уверенно командовал «Тута прямо до горы, таперича - к морю. Тута глуши».
Выйдя, он напустил портки поверх катанок и широко зашагал по снегу в лес. Мы - за ним. Сергей вдруг повернул обратно. «Лопату возьму» - пояснил он, обходя меня.
Когда перевалили лесистую гряду, нашим взорам открылась почерневшая, утонувшая в снегу, рубленая в «чашу» церквушка. От неё веяло временами расцвета православия на Аляске. Маленькая, неказистая, она, тем не менее, вызывала массу чувств и ностальгических образов. Ещё бы, возможно, в ней молились, просили милости у Бога отважные российские промышленники Григорий Шелихов и Александр Баранов, сумевшие за 50 лет освоить богатейшие земли.
Несмотря на маленький размер, это действительно была не часовня, а настоящая церковь с алтарным прирубом. Я обернулся к Ермилу:
- Зайти можно?
- Иди, иди подивуйся. Токмо ничего не трожь и светом не пыхай, - кивнул он на фотоаппарат.
Низенькая дверца была завалена снегом. Ничего страшного, - я знал, что на севере они всегда открываются вовнутрь. Сергей подал лопату. Прокопав траншею, спустился и толкнул дверь. Она распахнулась, и я шагнул в... далёкое-далёкое прошлое. Когда глаза пообвыкли, увидел, что стены, центральный аналой, царские ворота, алтарь, престол за ним - всё покрыто бахромой инея. В воздухе мерцали падающие блёстки. Дверца заскрипела - это протискивался в дверной проём крупногабаритный дед. Он тоже встал, привыкая после слепящего солнца к царящему здесь сумраку.