Граф Келлер, «золотая сабля России», прав. Идти в единоборство пусть с элементарно «натасканным» противником, не имея понятия, как действовать саблей — самоубийство. К середине XIX в. даже основоположники марксизма понимали, что в ближнем кавалерийском бою «…пистолеты бесполезны, если не считать их использования для сигнальных выстрелов; карабин не очень эффективен, даже если он нарезной, и он никогда не будет приносить большой реальной пользы, пока не будет введено заряжание с казенной части; револьвер в искусных руках — грозное оружие в ближнем бою; все же царицей кавалерийского оружия является хорошая, острая, удобная сабля».{707}
Правда, погибший в этот день «кавалерийский маньяк» капитан Нолан все же считал, что сабля имеет немало недостатков в первую очередь технического характера: от пребывания в ножнах и в условиях постоянной тряски она тупилась и постоянно нуждалась в заточке.{708}
Так образом, причина неудачи гусарской бригады Рыжова лежит на поверхности и, очевидно, ввиду специфической неподготовленности предыдущих исследователей, их неспособности посмотреть на проблему глазами бойца, они ее просто игнорировали. Или не замечали. А зря.
Рискну взглянуть на случившееся во время короткого боя русских и английских кавалеристов с точки зрения своего почти полуторадесятилетнего личного опыта фехтовальщика. Хотя спортивное и боевое фехтование вещи разные, но принципы применения холодного оружия сходные.
Вот, правда, только ставка в них совершенно разная. В отличие от спортсмена солдату в реальном бою, чтобы вывести противника из строя, недостаточно просто коснуться оружием — его надо ранить, достать до уязвимого органа тела. Поэтому в настоящем бою перед решающим ударом необходимо насколько возможно обезопасить себя: отвести максимально в сторону клинок врага, перехватить руку с оружием, повалить противника на землю, ошеломить, ранить…{709}
Да еще и само фехтование в кавалерийском бою отличается от боя на земле своими сложностями, преодолеть которые по силам, пожалуй, лишь достаточно тренированному бойцу. В первую очередь это невозможность использовать ноги. По этой причине основную задачу должны выполнять руки и поясница солдата. А главная составляющая владения саблей — кисть руки — до конца Крымской кампании в русской кавалерии даже не «разрабатывалась».{710} Это создавало дополнительные проблемы, учитывая не самый легкий вес оружия, в частности кавалерийской сабли.
И если не принимать в расчет сомнительные мнения о плохом качестве русского холодного оружия, а значительная часть его, особенно вырабатываемая на златоустовских заводах, была ничуть не хуже британских «уилкинсонов», то как время рукопашных уходило в прошлое, так и «…при хороших качествах холодное оружие не приносило особой пользы».{711}
И если в 1851 г. во время смотра в Москве 6-я кавалерийская дивизия была положительно оценена Николаем I,{712} то лишь потому, что ее настоящий уровень боевой готовности в расчет не принимался. В то же время не лучшее положение дел с владением саблей в гусарской бригаде отмечал Меншиков в письме военному министру Долгорукову.{713}
Итак, мы знаем, что в Русской армии обучение практическому фехтованию было сведено к минимуму. В армии ему не обучали совсем, в гвардии — лишь на элементарном уровне. Даже среди офицеров (в основном гвардейских) количество хороших фехтовальщиков было невелико.{714} Потому и отмечалась английскими кавалеристами странная на их взгляд привычка русских солдат наносить бесконечные рубящие удары, бесхитростные, легко отражаемые. Крымская кампания три года как завершилась, а проблемы остались на том же месте: «…защищаться от ударов люди не умеют».{715}