Выбрать главу

НАПУТСТВЕННОЕ СЛОВО

У кого какое занятие, у кого какая любовь. Я вот всю жизнь занимаюсь собиранием произведений устного народного творчества и больше всего это и люблю.

Я люблю в одиночку приехать в какую-нибудь незнакомую деревню. Начинаешь обживаться. Люди спрашивают, интересуются: зачем, мол, пожаловали? И очень удивляются, что приехал за песнями, за сказками, за частушками. Объясняю, как важно записать и сохранить старое, то, что постепенно уходит из жизни.

— Зачем? — возражают. — Вон наши песни на пластинках, по радио поют.

А я отвечаю:

— А на пластинки, на радио откуда они попали? Тоже, наверное, кто- нибудь записал и привез в город.

Слово за слово. И всегда находится мрачный человек:

— Не туда приехали. Может, в других деревнях что и есть, а у нас ничего такого нет.

Но я это все давно слышал. Обращаюсь к какой-нибудь неприметной старушке, которая стоит поодаль, но внимательно слушает, или, наоборот, к самой бойкой девчонке-заводиле.

— А эту песню у вас пели?

— Ну, — обычно говорят, — ее-то мы знаем. Так ее все знают.

Но недоверие уже сломлено. Люди улыбаются, вспоминая молодые годы, гулянья, песни, танцы.

— Больше танцевали кадриль, — скажет одна.

— И ланцы, — добавит другая (медленный танец лансье — ланцы — был в моде без малого два века назад)...

— Барыню плясали! — весело крикнет третья да и запоет тут же на радость всем присутствующим:

Барыня, барыня,

Иринья Ивановна,

Долго хаты не топила,

Много сору накопила.

Идти .было к дяденьке

Да попросить лошаденьки...

— Это когда под язык плясали, — пояснит та неприметная старушка, которая, замечаю, становится все более и более приметной (значит, настоящая песенница!). — Гармони не было, так под свои песенки...

— Ну, вспомнила, — скажет девчонка, — когда это было!

Но как бы далеко ни ушла жизнь, есть что-то такое дорогое, такое близкое душе в разговорах о родной старине.

И вот на следующее утро уже полдеревни приветствует тебя как хорошего знакомого. Появляются не только сочувствующие, но и ревностные помощники, приятели. А уезжаешь — провожают друзья. И долгие годы — бывает, и пять, и десять, и пятнадцать лет — идут потом праздничные поздравления из Ленинграда в эту деревню и из деревни в Ленинград. Другой раз и гости приедут оттуда. И сам съездишь.

Как-то я участвовал в радиопередаче «Встречи с интересными людьми».

«Каких интересных людей встречали вы?» — спросили меня.

И я поначалу затруднился ответить. А потом одно за другим стали наплывать воспоминания о необыкновенных людях, вернее, о людях, вообще-то говоря, для родных, для знакомых обыкновенных, но мне казавшихся необыкновенными. Не знаменитости какие-нибудь, не те, о ком много говорят и пишут. Только соседи знают, что вот тетка Марья была голосистой молодухой, когда- то на свадьбы ходила старшей подружкой и сейчас в праздник под настроение может спеть, а дядя Гриша — великий мастер по части баек.

Когда я начинал, сразу после войны, только бумага и карандаш были. А теперь чудо-магнитофоны. Вернусь домой и сижу часами: поют, разговаривают, смеются живыми голосами мои недавние собеседницы-старушки (всё больше старушки!). Да какие песни-то!

Далеким-то мой миленький далёко,

Ой да на чужой да сторо...

Ой да на чужой старонке,

На чужой-то на дальней на сторонке,

Ой во городе да в Пари...

Ой во городе в Париже,

Не во славном-то в городе в Париже

Ой гусары да стоя...

Ой гусарики стояли...

Русские войска пришли в Париж, разгромив Наполеона, в 1814 году. Сколько же лет этой песне? Но услышал-то я ее в 1977 году, в Ленинграде, от уроженки Архангельской области замечательной песенницы Клавдии Ивановны Притыкиной.

Как хорошо, что удалось встретить Клавдию Ивановну, записать, сохранить для науки, для всех людей эту и многие другие ее песни!

В 1946 году, в первую же в моей жизни поездку за произведениями устного народного творчества, мне посчастливилось познакомиться с выдающимся сказочником XX века Ильей Давыдовичем Богатыревым. Он рассказал больше ста сказок, баек.

— Жил-был Нестерка, и была у него детей шестерка...

Я слышал неистощимых частушечниц в Новгородской области, записывал фольклор в Карелии, на Урале, в Сибири, когда за окном мороз в сорок градусов, а в избе не продохнуть от жарко натопленной печи.

Удивительные люди, знатоки, мастера, творцы народного искусства, веселые умельцы живут везде.

Как-то ленинградские газеты вдруг заговорили о том, что в деревне Лампо- во стоят избы с особенно интересной резьбой. Я знаю эти места — деревни Остров, Орлино, Дружная Горка, Лампово. В каждой из них есть чем полюбоваться. Однако ламповские избы выделяются. У них украшены не только наличники окон, но и балконы, и передняя стена, и конек крыши, и даже круглые окна жилых чердачных помещений — светелок. Во всем этом чувствуется единая художественная школа. Оказывается, в Лампове жили выходцы с Севера — из Архангельской и Вологодской губернии. И дома они строили по-своему. Хозяева сохраняют старые резные доски и нередко переносят их на новые постройки.

Однажды стоял я и смотрел на такой дом.

— Да, вот это мастера были, — говорю, чтобы вовлечь в разговор старика, который отдыхал на скамеечке. — Теперь, наверно, так никто не сделает?

— Это почему же?—обиделся он. — Давай, я тебе точно таких же досок нарежу. У меня и инструмент, и трафареты — всё есть. Ну, заказывай, что ли?

Я пообещал: буду строить дом — обязательно обращусь к нему.

В этих же деревнях, совсем неподалеку от Сиверской, где всегда полно дачников и как будто бы ничего деревенского уже не осталось, живет немало хороших песенниц.

В 1957 году несколько вечеров провел я в избе 87-летней Софьи Яковлевны Абент — бабушки Софьи, как ее величали в деревне Орлино Гатчинского района. Кстати, название этой деревни жители связывают с именем Петра I. Рассказывают, что он был там на охоте, подстрелил орла, оттого, мол, и деревню так назвали.

А потом один старик показал дом.

— Вот здесь останавливался Репин. У этого окна он сидел, когда рисовал.

Мы поднялись в светелку. Осмотрели Орлинское озеро, берег.

— Будете в Ленинграде, — сказал старик, — поищите ту картину, узнаете на ней нашу местность...

В соседнем поселке Дружная Горка и теперь еще работает стекольный завод, основанный в начале прошлого века. Сюда были приглашены немецкие и шведские мастера. Видно, если судить по фамилии, и бабушка Софья — потомок тех мастеров. На старом кладбище близ Орлина мне не раз встретилась эта фамилия — Абент.

Всю жизнь бабушка Софья работала. С десяти лет стала ходить на стекольный завод в Торковичи. Получала 25 копеек в день. С девяти-десяти лет пошли на фабрику и ее дочери. Я точно записал ее слова:

— Сливочное масло видели два раза в год — на пасху и на рождество, а в будни — и хлеб, как шоколад, был. На работу, на целый день брали с собой бутылку чаю и два куска хлеба, смоченные постным маслом...

А какие там и сейчас живут искусники! Во многих избах можно видеть местные изделия — графины, внутри которых сидят красногребенные петухи, люстры с затейливыми подвесками.

Ни с чем не сравнимое удовольствие — неторопливо шагать по широкой, пустынной с утра дороге или по узенькой тропке, соединяющей соседние деревни... Синеют дальние леса, сверкает придорожный ручей, густо пахнет цветущий луг.

Каждый разговор с людьми открывает что-то новое для тебя. Каждая встреча — это новая надежда. А вдруг!.. И какую радость испытываешь, когда наконец после долгих странствий и поисков действительно приходит удача: