Какая гибельная бездна
Всех зол в душе моей лежит?
Понятиям моим невместна.
Какая-то мне тайна льстит,
И в самой кротости, в смиреньи,
В самом себе уничиженьи.
Ах! только гордости покров.
Сие есть душ чистейших свойство,
Сие прямое благородство
Духовных, истинных сынов.
Нет! Нет! Исчезни, мысль безбожна.
В ком душу дух Твой возродил,
О Боже! кротость в том не ложна:
Тот все свое уничижил.
Так в сердце Ты мое приникни,
В нем Духом все Твоим проникни
И в прах кумир мой сокрушай.
Да помню, чувствую миг каждый,
Что грех есть сущность Духом правды,
И соружается душа.
Мудра есть фарисейска сила.
О Боже! Дух Твой все творящ,
Простя в начале тонки крыла.
Как голубь над гнездом сидящ,
Носился ими помавая, —
Себя с твореньем не сливая,
Жизнь мертвой бездне сообщил.
Так духа силу неизследну,
Да оживит во мне тьмы бездну,
Яви на мне, о Боже, сил!
Моленье детское, простое
Достойно Всеблагих Небес,
Моленье чистое, святое
С потоками горячих слез.
Но я чрез многие уж годы
Не знаю, сколь целебны воды
Простертых к небесам очей.
Так чувства все мои увяли;
Так сердце мне болезни сжали,
Иль пламень иссушил страстей.
Пусть сердце я ношу холодно;
Пусть сухость чувствую в себе
И запустение бесплодно:
Но Боже! я молюсь Тебе.
Молюсь — для теплого моленья,
Пошли мне духа умиленья,
Молиться сердце научи.
Моих усилий тщетна мера;
Душе заграда только вера,
Из камня воду источи.
Молюсь и буду я молиться
Дотоле, Боже! пред Тобой;
Доколе слух твой преклонится
Моим стенаньем и мольбой.
Доколе сердца к обновленью,
Души растленной к возрожденью
Мне духа твоего пошлешь. —
Мое надеянье не ложно;
Во век то будет непреложно,
Что ты единожды речешь.
Пошлешь — как рек — с Преторией сферы
Мне Духа, Боже! Твоего:
И тьму разгонишь светом веры
Внутрь бездны сердца моего.
Не веры мертвой и холодной
Сухой и суетной, бесплодной,
Которая, как зимний луч,
Лишь на поверхность упадает;
Или как молния блистает,
Во мраке исчезая туч.
Твоей то благодати дело,
Чудотворением мудра,
Чтоб Истина во мне горела
Желаньем чистого добра.
Чтоб знаменье скорбей святое
За иго я считал благое
И все с любовью принимал:
Чтоб дух покорности, смиренья
И кроткого к себе терпенья
Воззреньем на Кресте питал.
Воззрю на ребра прободенны
Точащи жизни питие: —
Сквозь раны кровью обагренны
Здесь узрю сердце я Твое
Щедрот исполненное вечных,
И Благ, о Боже! безконечных, —
Кто ж благости причастник сей?
Я — червь ничтожный — насекомо,
Гордыней к мятежу влекомо
И против благости Твоей.
Не слезы буду лить искусства,
Иль на мгновение одно
Внезапно тронутого чувства,
Которым свойства не дано.
Росы небесной, животворной:
Не слезы зависти притворной;
Иль в низких что родит душах
Пристрастье к твари непомерно,
Иль малодушие безверно,
Иль месть бессильна, рабский страх.
Такие слезы безотрадны. —
Всещедрый Боже! пред Тобой
Пролью я слезы благодатны
Любви признательной, живой.
Дохнешь — и потекут вмиг воды
Увядшей на лице природы;
Все нову жизнь приимет вдруг.
Полмертвы чувства оживятся;
Душа и тело воскресятся;
Возстанет к свету падший дух.
Тогда, как солнца взор орлиный,
Мой будет, Боже! взор вперен
К востоку Твоея святыни;
И дух желаньем устремлен
К Твоим божественным урокам,
Как странник в жажде вод потокам.
Тогда спасенья чашу я
И хлеб — Твой хлеб приму небесный,
Пролью ручьи в восторге слезны.
Тебе, о Боже! песнь поя.
Ни злата мне тогда сиянье,
Ни блеск честей не будет льстить,
Ни бренных прелестей блистанье:
Мой будет дух горе парить.
И чем путь странника прельщает,
Коль он отчизну вображает? —
Так на земле и я пришлец;
Мое на небесах все благо,
И там — и там мне нет инаго,
Кроме Тебя, любви Отец!