— Прекращай чаи гонять, морской министр губернского масштаба, — Щербатов был несколько глуховат, сказывались сотни часов на полигонах проведённые, потому и орал в трубку не стесняясь, — ноги в руки и котомку тревожную не забудь, летим в Константинополь-Тихоокеанский, полтора часа на сборы, аэродром тот, что у правления.
Через пять минут капитан первого ранга привычно запрыгнул в «разъездную» коляску, собирающую офицеров и чиновников, как правило проживающих в двух «армейском» и «шпакском» кварталах губернской столицы. По статусу Демидову полагался свой выезд, но восемь детей это вам не трое-четверо, даже не пятеро, жалованья хватало впритык, несмотря на премии и помощь «отпочковавшегося» Сергея.
Губернатор Русского Вашингтона, нервно прохаживался по кабинету.
— Проходи, Александр Дмитриевич, стопку примешь для храбрости? Ах, уже летал! Я вот не сподобился пока, только на воздушном шаре на Сестрорецком полигоне поднимался, да и то шар канатом удерживался. А тут, аки птицы!
— Ничего особенно, — подбодрил начальство каперанг, — словно на шаре и летишь, только мотор стрекочет противно, уши закладывает.
— Ого, — повеселел Щербатов, — так я со своей глухотой ещё и в выигрыше. Помню под Царьградом полетели эти «райские птички» и бомбы к-а-а-а-к вывалили на турецкие позиции. Я тогда штабс-капитаном был, а полубатарею которой командовал придали пятому батальону Севастопольской бригады морской пехоты. Морячки то знали про «железных птиц», видели как те взлетают, тренируются в Крыму бомбить вражеские позиции. А мои то лапти ни сном, ни духом о чудо-технике. Нет, дирижабли видели, конечно, но самолёты впервые. Так не поверишь, Александр Дмитриевич — здоровые мужики, унтера так вообще кавалеры георгиевские, а как заблажили про конец времён и света, сам чуть не поддался, на колени не бухнулся. Потом гляжу — морпехи от смеха по окопам катаются, ну и опомнился, даже матерно изругал своих, дескать эка невидаль — летающие тарахтелки бомбы на турок сбрасывают.
— Если прилетел «почтовик», а не гидроплан, — прервал воспоминания губернатора «заместитель по морским делам», — значит не на базе флота высадят, а сразу на «гвардейском» аэродроме, в расположении Первого Калифорнийского полка. Мне сын про порядки у лётчиков рассказывал.
— Точно, там нас наместник в штабе бригады и будет дожидаться, — «обрадовал» соратника губернатор-артиллерист.
— Как так, мы же не готовы доложить, не знаем о чём речь пойдёт. Или то ревизия? Экзамен хитрый?
— Не более твоего знаю, Александр Дмитриевич, не более твоего…
Небольшой но уютный самолёт, каковой по прихоти государя назвали «Аннушкой», вмещал кроме пилота четырёх пассажиров. Если же таковых набиралось меньше, загружали «Аннушку» почтой и иногда, редко очень, перевозили денежные суммы в Петровск-Портленд и Новосибирск-Сиэтл. В таких случаях пассажирами летели два вооружённых курьера, подготовленные к жёсткой посадке и выходу от места вынужденного приземления к людям.
Лётчиков катастрофически не хватало, хотя десять лет минуло как первые два выпуска Ачинского лётного училища были задействованы под Царьградом, а затем самые опытные асы и механики по 4–5 человек отбыли в Гатчину, Качу-Крымскую, Владивосток и Константинополь-Тихоокеанский где и были открыты лётные школы. За эти годы пилотов подготовили вроде бы и немало, но огромная империя на двух континентах расположилась привольно, опять же армия и флот укомплектовывались в первую очередь, потому и сложилась парадоксальная ситуация — самолёты в Русской Америке на аэродромах и в ангарах стоят в готовности, а в «воздушных извозчиках» нужда превеликая. Ещё и строгая инструкция от государя о соблюдении секретности сдерживала развитие авиации на местах, каждая воинская часть и особенно полувоенные-полугражданские «губернские воздушные отряды» согласовывали полёты, маршруты, охрану совместно с жандармскими управлениями и воинскими частями, расквартированными неподалёку. Командирам всех частей российской армии высочайше вменялось авиаторов прикрывать и всемерно помогать покорителям «пятого океана». Но к 1890 году худо-бедно закрыли кадровый вопрос, в каждой губернии Русской Америки создали собственные гражданские авиагруппы по 7-12 лёгких машин в каждой. И это не считая четырёх гвардейских авиаполков (к гвардии лётчики приписывались автоматически) с числом боевых аппаратов в сумме в 127 штук.