Сразу после развала империи Габсбургов и освобождения Кракова моя популярность в Польше зашкаливала до неприличия, Гагарин бы обзавидовался. Но сейчас страсти и восторги по обретению древней столицы улеглись и паны привычно бурчат, ждут от Петербурга новых территориальных «подарков»…
Племянник-тёзка частенько гостил в Царском Селе, это мы с братом так решили едва маленький Костик заходил-залопотал, и со мной общался прекрасно. Хотел стать моряком, очень жалел, что не имеет Польша выхода к морю. Ну, теперь-то молодому королю и карты в руки — непременно начнёт бодаться с Германией за балтийские провинции, за Гданьск-Данциг, не зря подростком карты чертил с границами Великой Польши и дяде-императору показывал…
— Рассказывай. Как сам, как мать. Держитесь?
— Держимся, — скупо ответствовал Константин Александрович.
— Оставим лирику и слёзы, племянник. Молодец, что немедля выехал в Петербург, разговор предстоит наисерьёзнейший. По итогам беседы определится путь, по которому пойдёт Польша. Надеюсь под твоим чутким руководством, Костя.
— Дядя, волнений в стране не предвидится, траур по государю объявлен, подданные искренне скорбят. Нет оснований думать, что случится смута. Но захоронить первого польского короля новой династии в Петербурге — политическая ошибка!
— Твоё мнение?
— Моё, — вспыхнул Константин Александрович, — матушка считает также, да. Но зря вы, дядя думаете…
— Успокойся, не приписывай мне то, чего я не совершал и о чём не думал. Брата похороню в Питере как великого князя, как цесаревича. А первый настоящий польский король династии Романовых — ты, Костя! Брат работал лишь как «производитель», прости Господи мой цинизм, дабы явить Польше полноценного наследника-шляхтича, пускай и с фамилией Романов. Не спорь, я знаю что говорю, когда мы с Сашей эту комбинацию задумывали, ты лишь в проекте существовал, уж не взыщи.
— Но, дядя…
— Я уже скоро двадцать лет как твой дядя. И отец твой крестный, кстати. Поэтому позволь, выскажусь сначала по старшинству, а засим сам решай как поступать. Итак, в Польше усиливается движение по отделению от Российской империи, во многом это связано с подросшими наследниками короля Александра Первого.
— Отца не отравили, он жаловался на сердце.
— Знаю. Не перебивай. Мы с Сашей ждали когда тебе исполнится 21 год, тогда брат ушёл бы на покой, ты наследовал корону как Константин Первый Романов, а я бы немедля даровал Польше независимость.
— Но я ничего…
— Никто не знал, только я и Саша, — уж врать так врать, с душой и выдумкой. Надо племяша непременно перетянуть на свою сторону, а то начнут в уши гадить молодому монарху прилипалы и подпевалы…
Что делать с Польшей, конечно, задумки были. Году эдак к 1885 брат действительно хотел уйти на покой, перебраться в Ниццу и там доживать «пенсионером имперского значения». А там можно и официально отпустить в «свободное плавание» воинственных шляхтичей, заключив с Королевством Польша и племянником-тёзкой военный союз, дабы не дерзнули тевтоны раздербанить молодое государство с богатой историей. Но смерть Александра спутала все планы. Сейчас предоставить независимость, означает дать слабину, у панов головёнки закружатся от восторга и начнут бравые польские гусары примеряться по кому из соседей ударить, Костю на прочность пробовать решат. Поляки, такие поляки.
— Пойми, ты Романов, мой племянник, хоть и поляк по воспитанию и «половинке» от матери. Но будь ты даже сыном Саши от эфиопской барышни, эдаким милым мулатом, кровное родство превыше всего, так-то, Костик. И я куда более прочих заинтересован видеть во главе независимой и сильной Польши тебя. Всё для этого сделаю. Веришь?
— Верю, дядя.
— Прекрасно, а посему вдовствующую королеву, свою почтенную матушку через месяц-два отправляй на ПМЖ в Париж.
— В Париж на что?
— На постоянное место жительство. Жаргон такой в Питере, не встречался разве сей оборот?